Читать «Дай оглянуться... Письма 1908 — 1930» онлайн - страница 28

Илья Григорьевич Эренбург

Столько сейчас тяжелого у каждого, что нельзя слушать ни «Echo de Paris», ни Ропшиных. Может, они все честные и милые, но Иванов, Schmidt и Durand умирают — понимаете!

Но какое счастье, что мы, русские, более всех «униженные и оскорбленные». Хоть что-то человеческое сохранилось, как искры на ветру. Чуть-чуть осмысленнее жизнь страданием.

Что Вы делаете? Пишете ли? Я жду еще Ваших стихов.

Я томлюсь. Ко всему безденежье и бесплодные поиски заработка. Книгу, кажется, издать не удастся, и это тоже печалит.

Видите, как Ленивец может скулить?

Пишите же.

Ваш Эренбург

Впервые — Страницы, 100–101. Подлинник — ФВ, 26–27.

36. М.А.Волошину

<Из Парижа в Биарриц, конец сентября 1915>

Милый Максимилиан Александрович, наконец-то получил Ваше письмо. То, о чем Вы пишете, мне понятно и очень близко. А тот, что пройдет и не тронет тлеющего льна — очень страшен. Вот вчера мы просидели всю ночь у Бор<иса> Викт<оровича>. Сначала он говорил о boche’ax и о своей ненависти, потом читал статьи — я ругался, — а за полночь его лицо вдруг показалось безмерно старым, и сломанным голосом он заговорил о скуке: «Смерть мне уже не только не страшна, но и не важна, не достойна уважения» и встал дьявол l’Ennuie — великая Скука. Да, он не тронет тлеющего льна. Но выхода нет. От этого дьявола никакими запахами, никакими мазями не отвяжешься — ибо даже закурить папироску скучно и нельзя. А ему безмерно уютно в человечьей душе.

Умер Гурмон — а он знал этого Дьявола. Я просматривал на днях книгу его заметок о войне. Как он заботился «в дни грозы» (так называется книга) о филологии. Но жалко, что с ним умирает старая Франция — и остается Мерсеро и loi Dalbiez.

Здесь невесело на «мистическом перекрестке». Маревна ужасна стала, и не знаю, что с ней делать. Каждый день все более и более вижу, до чего она ребенок, даже не верится как-то. Дилевский играет ночи напролет в карты и вообще остолбенел навек. Цадкин жизнерадостен, что еще ужаснее! А вокруг Маревны (а следовательно вокруг моего столика <в Ротонде>) толпа сальных негодяев всех наций. Увы, эта нечисть заводится не только в летние дни, и дожди не убивают ее.

До свиданья, бивол! Пишите. Сладко мне узнать, что ты бесследно Расточал елей души. А! и по тебе сегодня бегали Миленькие малыши!..

Ваш Эренбург

За предложение спасибо. Пока богат неск<олькими> франками и надеждами. Когда и того и другого не станет, воспользуюсь.

Катерина Оттовна и Тихон остались в Eze — наверное, на всю зиму.

Сейчас один русский рассказывал, что видел за ceinture на вокзале поезд с немецкими пленными, которые до сих пор так напуганы, что кричат «Las caput!». Говорят, что генерал Marehand приказал в плен не брать.

Впервые — Страницы, 101. Подлинник — ФВ, 18, 19.

37. М.А.Волошину

<Из Парижа в Биарриц,>