Читать «Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 1» онлайн - страница 92

Владимир Василенко

«Неужто измена? Да разве нельзя взять эту буржуйку в ежовые рукавицы, под его, Мартына, жесткую диктатуру?»

А без бабы трудно. Ой, как трудно! Вчера вздумав хлеб испечь, только муку зря испортил: сверху чугунные корки, в середине тесто. Пробовал пришить рукав к гимнастерке, — людям на смех получилось: руку не протянешь в рукав, трещит по всем швам, окаянный.

И при всем этом — красавица баба. Вон, у колодца давеча, эх-ма!

Душно Мартыну Петровичу. Скинет одеяло, вновь натянет. Повернется на правый бок, захочется на левый.

«А почему, соответственно, не заперта дверь в спальню? Ой, Мартын, берегись!»

Взять бы закутаться в одеяло и уснуть. Ан, нет, повернуло иначе.

«А не все ли равно? Грех маленький, грех большой. И почему обязательно грех? Не сейчас, так после»…

А за окном темная апрельская ночь. И в этой темноте где-нибудь, — близко ли, далеко ли, — движется тот поезд, на котором едет Дема. Шутка ли! Три года разлуки, три года не встречались отец с сыном.

Хрипло пробило одиннадцать часов.

И ясно слышит Мартын Петрович: не спит Домна. Шорохи, кашель, странные непонятные звуки, словно кто-то тяжело дышит над самым ухом.

Целых пять минут, пошатываясь, стоял у косяка дверей Мартын Петрович, как преступник, как вор в чужом доме. И вдруг все вихрем закружилось, застучала кровь в висках, и поплыл он вместе с перегородкой, с полом под ногами, поплыл в темную пропасть…

«Прости, Демушка… Прости грех отцовский, тяжелый»…

II.

Кружит апрельский ветер, шелестит прошлогодней листвою.

По неровному проселку едут двое: впереди сидит Мартын, сзади приткнулся Дема.

Сначала сын о себе рассказал. Да так рассказал, что и концов не найдешь: все в один клубок сплелось, пестро-цветистый. Попробуй поискать путь-дорожку от заводского цеха в красную гвардию, от Тулы к Перекопу, от степного шляха к столичному рабфаку. И весь он, Дема, обвеян ветрами ураганными, закален днями пережитыми.

Недаром сказал Мартын, как только тронулись в путь:

— Молодец ты у меня, Дема. Соответственно, первеющим в городе человеком будешь.

— Ладно. А почему такое не слыхать о вашем Куродоеве, словно вы там на другой планете?

— В овражке мы, Дема, в овражке! Кхе-хе?

— То-то, батька, больно ты прокис в нем. И плесень на тебе заметна. Не сердись, батька.

— Чего сердиться… Знамо…

Не спеша рассказывал Мартын Петрович о себе, обо всем, что было и есть в городке на дне оврага. Промолчал только о Зайчихе, о своей связи с ней. Зачем говорить об этом? Придет время, сам догадается. Хорошо, если бы Дема головой в здешнюю жизнь окунулся, посмотрел ей прямо в глаза и сознался: «Прав ты, батька, от греха не убережешься тут!»..

Ехали целый час, миновали несколько деревушек, забрались в лес, и тогда обоим стало скучно.

— Дочь слесаря Ивана Хорькова знавал? Помнишь, девчонкой на заводе бегала?

— Помню.

— У нас она теперича, в Куродоеве. В самые голодные годы приезжает сюда, ищет чем бы прокормиться. Встретились, узнала меня. Ну, соответственно, поговорил я в наробразе. Учительницей она теперь в городе. Ничего, живет.