Читать «Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 1» онлайн - страница 45
Владимир Василенко
— Нет ли кого из Лядской волосги? — гулко покрыл все голоса. Ого-го, сюды!..
Андрей подошел ближе и узнал Митрия из Горок.
— Дю!.. Гвоздев…
Родной возглас, свойственный гдовцам, порадовал Андрея. Обменялись рукопожатьем.
— Вези, Митрий, махоркой посчитаемся.
Ладно! Садись. — Митрий улыбался. — С куревом у нас беда. Белые всю махорку потоптали.
Он с наслаждением потер пальцами желтую махорку.
Заверещали колеса, телега нырнула в лесную тишину.
Сразу крутые ухабы задали пляску телеге, захлестали по бокам.
— Вот, ямина, Митрий. Держи, чертяга, влево…
— Знаем, чего!..
Андрей, расправив шире глаза, окунул зрачки в черную гущу леса. Пахло талым снегом. Прохладца лесная пахла влажными листьями и старой обнажившейся травой.
Навстречу хлестнула грязью и гиком чужая телега. Бабье розовое от первого загара лицо метнулось и унеслось.
— Гони, к чорту, гони, уважь земляка. Н-ну, катись!..
— А ты, что, за продуктами?..
Андрей поморщился. Городское новое словечко резнуло хмельной от деревенской воли слух.
— Да, за ними… Ну, а как вы?..
— Как тебе сказать?.. Многое испытали, как тут наступленье было.
— Да ведь наш уезд белым сочувствовал, — середняки да кулачество.
— Белые, однако, дело свое сгубили… — сказал Митрий. — Задавались! Нам и так и этак несладко. Нам, теперича, от власти отповедь… Совет, он тоже, мягко стелет, жестко спать.
— Отбирают?.. — догадался Андрей.
— Вот… Думаешь, легко?.. Какое, бабы совсем лютые стали. Поди, сунься к бабе, возьми ейного поросенка… Зверье!..
— Неважно… — согласился Андрей. — Только, думаю, утрясется.
— А ты, Гвоздев, холост?
— Женат.
— Кого взял?
— Дамочку.
— Дю!.. Хозяйственная?
— Ничего…
Митрий ударил коня:
— Ну, зяблый!..
Пили чай на пол пути. Чудесное слово — махорка — преображало всех. Самовар быстрее закипал, даже плевался белыми брызгами, пироги и шпик лоснились на блюдах. Только сахар не показывался.
Повстречали за столом какого-то комиссара. Жирное, потное комиссарово лицо ширело от больших кусов хлеба.
— Ну, морда! — подумал Андрей.
Сам он пил, ел, отвечал на вопросы, и замечал: браня белых, радуясь концу помещиков, крестьяне жались от слова «коммунист».
«А — впрочем, неудивительно, — подумал Андрей, скользнув глазами по комиссаровскому лицу. — Такие запугивают… Чистка нужна…»
Подъезжали к селу. Налево мелькнул сизый валун, занесся журавль, и резнули желтизной новые крыши.
Сердце заметалось в груди кривым скоком. Андрей бросал голову из стороны в сторону, узнавая и не узнавая родины.
— Дядья удивятся… — крикнул Митрий, подкатывая.
Дядья, конечно, удивились и обрадовались, особенно, когда зашелестела сухая махорка.
Задымилась коптилка, затенькали балалайки. Махорочный дух пополз во все углы.
Андрей сидел на скамье. Оцепенел в полудреме. Улавливал новые слова, радовался им, но где-то в теле неустанно скоблило, ныло…
— Что?.. Что такое?..
— Мамкины песни… — вспомнил Андрей.
Далеко пугливо отошли мамкины песни. Визжат вместо них частушки, а старая песня старых матерей полегла под звонкими словечками: «продукт, декрет, организация».