Читать «Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 1» онлайн - страница 32

В. Наседкин

Город, город! Странное лицо…

Город, город! Странное лицо У тебя по вечерам Доныне. Точно скалы, Точно близнецом Ты встаешь громадой из пустыни, И звенит от тысяч бубенцов Воздух То оранжевый, То синий… Не уйти, Не повернуть назад К тихим речкам, К темным косогорам, Где одни мужицкие глаза Верят тайнам синего простора, И не там ли Дымные воза Облаков Тоскуют без призора? (Мне теперь о том не рассказать — Слушаю — как вырастает город). Город-пристань, Вот и корабли, Переулки, Улицы Качая… У бортов без-устали бурлит Не толпа ль матросов удалая, Чтоб на завтра Снова Плыть и плыть К берегам неведомого края.

Н. Юдин

Крутель

Повесть

Раскосматилась, развьюжилась белопологая земля. Синяя, вымерзшая вздыбилась ветрами. Шла пурга из таежной Сибири широкими, русскими трактами, выла бешеная, металась. Ответно от земли псы бездомные взвывали мордами в небо, меж ляжек хвосты зажав.

По дорогам, в бездорожьи цынготные скрипели обмершими култышками. Желтой кожей наружу. Кровоточили деснами, ржавчиной сплевывая. Шли царицынские, воронежские, астраханские, казанские, саратовские вздутыми страшными животами вперед. Жрали закостеневший лошадиный помет. Блевали. Рыжие разваренное куски к бороде примерзали, к губам. Сжевывали сбруи, хомуты, ремни поясные. Зубы, дегтем пахнущие, в жменю собирали, в карманы рассовывали. Тащились на жирную Кубань, казацкую землю, а сами того не знали, что и сами казаки куранду едят.

Крючились обрубками, голосящими на улицах и площадях, на вокзалах незнаемых. Помирали тихо. На утро тачанка и зеленый санитар. Головой о передок, не сгибаясь, трухлявыми бревнами валят, валят — горы?

У санитара голодная слюна. Полон рот слюны. Сплюнуть жалко. Для слюны, небось, тоже хлеб нужен, а хлеба нет. Проглотит.

Днями гремят ободья, верещат, прыгают на колдобинах тачанки, груженые смертью, через весь город. А потом за братским кладбищем их вниз головой, сторчком, как в цирке, в общую яму. Черепа лущатся сухими поленьями. На бородах помет лошадиный, примерзший. И ничего. Просто.

Завтра придет красноармейская рота с лопатами и кирками, другую выроют.

Выроют.

А в двенадцать часов санитар осьмушку хлеба в рот — камнем за глоткой остановится, плеснет кипятком. Пройдет камень и нет слюны. Вытрет кулаком губы. Опять к тачанке.

Куда?

Зеленая улыбка к скулам и обратно:

— Живчиков возить.

* * *

Вьюги вьюжились. Зарывалась в сугробы Россия. Поднималась сугробами и полонила города у городских застав с медными шарами. Крыши железом скрипели злобно. Вывески красные, крепкие гонялись по улицам. А филипповский крендель, деревянный, золотой, кто-то изгрыз. С железом. Один шуруп в стене ржавый.