Читать «Как я любил тебя» онлайн - страница 240

— А я чувствую, что уже утро настало, уже солнышко взошло, в воздухе потеплело. Погожий будет день, — слышу я голос Слепого Веве.

— Не будет, — отзывается слепая тетка Аника, жена дяди Думитраке. — У меня коленки мозжат. К вечеру дождь пойдет. Всякий раз, когда с утра у меня болят коленки, к вечеру идет дождь. Чувствую, уж и тучки стали собираться.

Я смотрю на небо. Действительно, северная часть неба затянута облаками. Облака собираются, сгущаются, темнеют. Я выхожу во двор и сажусь на стул рядом со всеми под тутовыми деревьями. Откуда-то с полей, простирающихся за железной дорогой, налетает порыв ветра, доносится раскатистый удар грома. Шелковицы, акации и ива около ворот начинают качаться. Белые сочные ягоды, сладкие как мед, даже более сладкие, чем мед, и темно-синие, почти черные кисловатые ягоды падают сверху настоящим дождем. Чтобы ягоды не испачкали нам рубашки и платья, мы перебираемся в дом. Удары грома приближаются, становятся все сильнее. Быстрее, чем можно было ожидать, небо заволакивают темные тучи, сквозь которые сверкают молнии, солнце скрывается, и на село обрушивается неистовый проливной дождь. Все чаще гремит гром и сверкают молнии, дождь низвергается сверху сплошной стеной и, кажется, вот-вот превратится во всемирный потоп.

— Дала б нам чего-нибудь выпить, — обращается тетушка Уцупер к моей сестре Елизабете, которая после смерти матери осталась в доме за хозяйку.

— И поесть чего-нибудь, если можно, потому что вино — оно плохо идет на голодный желудок, — добавляет дядя Лауренц Пиеле, сухонький старичок, неизменная любовь тетушки Уцупер.

— Опять есть захотелось, — шепчет тетка Агопа.

— На похоронах всегда так, — задумчиво говорит тетя Быка, мать моего двоюродного брата Параскива, убитого на войне. — Всегда так бывает на похоронах. Плачешь, голосишь, причитаешь, и все время тебе хочется есть. А уж если хочется есть, то надо есть… Есть надо… Не будешь ни есть, ни пить — помрешь. А хочет кто-нибудь из нас помереть?

Слепой Веве смеется, вместе с ним смеется и слепая Аника.

— Даже мне, слепому, не хочется помирать, а уж зрячему-то тем более.

Моя сестра Елизабета и зять мой Сэмынце все сделали по-хозяйски. В доме есть и еда, и выпивка. Все, кто еще не разъехался, едят и пьют вволю. Ест и пьет Костандина, едят и пьют ее карлики. Мой брат Ион-адвентист — тот только ест, а пьет воду из колодца. Моя сестра Елизабета ухаживает за мной. Она приносит мне полную кружку горячего молока. Я удивляюсь. Коровы у нее нет. Коз украл и съел Бикой. Откуда же столько молока, почти два литра? Я спрашиваю сестру. Она усмехается, но усмешка у нее такая, как у человека, который только что кого-то похоронил.

— Не догадаешься! Когда ты на рассвете разгуливал, пришла Филимона. «Молока, — говорит, — принесла. Сама знаешь для кого. Подоила коз, обеих подоила, и принесла тебе для него… Своим даже капельки не оставила. Слышишь? Даже капельки…»

На лице у сестры опять появляется вымученная улыбка, и мне делается не по себе.

— Филимона все еще тебя любит.

— Не хочу я сейчас говорить про Филимону.