Читать «Девятьсот часов неба. Неизвестная история дирижабля «СССР-В6»» онлайн - страница 230

Когда он промерял снос, то в открытое им боковое окно я увидел, что летим очень низко. Я тут же сказал командиру Гудованцеву, и он приказал подняться выше т. Панькову; затем вторично я это заметил и опять сказал Гудованцеву, и тов. Паньков опять поднялся выше. К моменту катастрофы, мне кажется, корабль шёл на высоте 450–500 метров.

За 15–20 минут до катастрофы штурман Мячков увидел какой-то населённый освещённый пункт, он мне велел повернуть на него – я это сделал. Над ним мы пролетели несколькими курсами. Тов. Мячков опять проверил сносы и ветер, а затем мы полетели дальше, он дал курс 320°.

Продолжая полёт, я увидел правильно расположенные огни; вначале я думал, что это автоблокировка, установленная на ж. д., но затем я разглядел, что это костры. Я сказал командиру Гудованцеву: не нам ли это указывают путь; он удивлённо усмехнулся и пошёл в радиорубку. Через некоторое время дорога ж. от нас осталась вправо, и мы потеряли её из виду.

Попутно хочу указать, что когда мы проверяли ветер над этим освещённым пунктом, то на мой вопрос у т. Мячкова: что это за место – он сказал, что, кажется, Кандалакша, но сказал это не утвердительно.

Тов. Мячков всё время смотрел в открытое окно, и затем в 7.30–7.40 я услышал от него страшный крик: «Летим на гору!» Тов. Паньков тут же поднял нос корабля и начал подъём, а мне приказал свернуть руль вправо; не прошло и несколько секунд после того, как я это сделал – я почувствовал, что корабль начал цеплять за деревья; затем раздался резкий треск, и всё повалилось на землю.

Кругом всё вспыхнуло, начал идти сплошной едкий дым. Я почувствовал, что я задыхаюсь и не могу выбраться из огня, но дальше я также видел других товарищей, причём, как мне кажется, крикнул Кулагин: «Виктор, давай сюда», но пролезть туда я не смог, т. к. всё было в огне; мне казалось, что он спасается и зовёт меня, но я этого не мог сделать. С мыслью о том, что я погибаю, я уже смирился, и ждал, когда же я задохнусь. Я пробовал зарывать голову и себя в снег, спасаясь от огня, но затем я как-то подвинулся назад и куда-то провалился.

Когда я поднялся, то я увидел, что от огня уже дальше, начал выкарабкиваться дальше и вылез совсем. В это время я услышал голос т. Устиновича: «Кто есть, давай сюда». Когда я подошёл к нему, с ним были т. Новиков, т. Бурмакин, т. Воробьёв; через некоторое время мы услышали голос на другой стороне корабля; мы начали звать, и через минут 20–30 к нам подошёл т. Матюнин. После этого мы начали перевязываться, чем могли. У меня была рассечена переносица и нос; мне всё это завязали. Потом мы начали разжигать костёр из остатков материи.