Читать «Понедельник — пятница» онлайн - страница 38

Евгений Всеволодович Воеводин

«Вот оно что», — подумал, отворачиваясь, Храмцов. Он может дать честное слово, что не хотел отъезда матери. Она настояла на этом сама. Он просил ее скорее вернуться, мать отказалась. «А ведь он оправдывается», — с досадой подумал Ткачев.

— Меня, Володька, не это покоробило. Даже не покоробило, а потрясло, если хочешь… Ведь Люба сказала: «Квартирка у нас маленькая», — понимаешь?

— Действительно, небольшая. — Тут же Храмцов спохватился: — Ты что же, осуждаешь меня? Ну, по-честному?

— Если бы у меня была мать… — тихо сказал Ткачев и не договорил. Он испугался, что вот сейчас они могут поссориться, но останавливаться уже нельзя, надо сказать все до конца, иначе опять на душе будет какой-то нехороший осадок, будто трусость взяла верх. — Я бы мать не отпустил, — резко закончил он.

— Она не маленькая девочка. Попробуй не отпустить.

— Но и ты не маленький мальчик.

— Тебе не кажется, что у нас ради встречи немного не тот разговор? Хоть бы рюмку предложил старому другу, что ли…

Ткачев с досадой открыл дверцу буфета. Вот рюмка. Водки нет, есть вино. Пей. А как живет мать — ты знаешь? Ах, только по письмам? И не догадываешься, что теперь она все равно не напишет тебе всей правды? Он говорил это со злостью, уже не стараясь скрывать ее. Храмцов выпил несколько рюмок подряд — наливал и пил, не морщась, ничем не закусывая, словно желая как можно скорей захмелеть. А Ткачева раздражало еще и то, что он не понимал: в тягость Володьке этот разговор или нет… И не думает ли он сейчас: «А, да болтай ты, Профессор, что хочешь. Жизнь есть жизнь, в ней случается и не такое. Ну, не захотели две женщины жить вместе — обычная, если подумать, история».

— Выходит, ты добр только к одному человеку — к Любе, — резал Ткачев. — Мелко живешь. Я давно думал о тебе, о твоей жизни, Володька. Мелко — вот что получается.

Храмцов криво усмехнулся: это я — мелко? А кто пошел работать во время войны, вместо того чтобы протирать штаны на школьной парте? Даром, что ли, медаль с той поры — «За доблестный труд»? Ткачев согласился: да, верно, недаром.

— А потом ты видел, как я учился, — пар шел! — говорил Храмцов, и Ткачев снова согласно кивал: да, все так, все правильно. И учился не для карьеры, ты не карьерист — ты просто знал, что это нужно не только тебе одному, что ты сможешь дать людям больше. А потом? А потом успокоился, вот что. Деньги в кармане — отчего не пожить для себя?

— Человек не имеет права жить для себя?

— Смотря как.

— Не ешь, не пей, в кино не ходи — отдай билет соседу… — Храмцов поддразнивал его, и тогда Ткачев подумал: да, не в тягость ему этот разговор. Пройдет мимо. Жаль: станем далекими. Он постарался успокоиться. Незачем зря тратить нервы.

— Я говорю о другом, и ты великолепно понимаешь, о чем именно. Нельзя подчинять себя мысли о собственном благополучии, если… если при этом, например, надо расстаться с матерью.

Храмцов продолжал поддразнивать друга, хотя начал злиться сам и под скулами заходили тяжелые желваки. Вот как! А я, между прочим, о шкуре белого медведя мечтаю. Нельзя? Он уже захмелел малость. Больше нечего выпить? Знал бы — принес. Так вот, как насчет шкуры белого медведя?