Читать «Сыскная одиссея» онлайн - страница 130

Иван Погонин

— Владимир Августович, я велю поторопиться с дознанием и на следующей неделе передам его вам для возбуждения дела.

— Да-с, учудил ваш Тараканов, учудил. Но вы знаете, Дмитрий Дмитриевич, мне его жалко. Я уверен, что им не корысть руководила, а превратное понятие о служебном долге. Переоценил он себя как сыщика, нафантазировал черт-те чего. Стоит ли ему из-за этого жизнь ломать? Все-таки Тараканов неплохим начальником был, в сыске толк знал, много дел открыл. Я думаю, ваше высокородие, что дело возбуждать не стоит, можно ограничиться мерами дисциплинарного характера. Он, по-моему, не туляк?

— Каширский.

— Может быть, его просто уволить от службы и пусть едет в свою Каширу, с глаз наших долой?

— Признаться, и мне не хотелось так круто с парнем обходиться. До этого случая он службу нес безупречно. С революционерами боролся, от грабителей пулю схлопотал. Пожалуй, я последую вашему совету. А двух этих олухов вообще трогать не буду, они люди подневольные, таракановские приказы выполняли. Пущай служат!

Эпилог

Элинского судили в конце сентября. Присяжные признали его виновным в совершении убийства с обдуманным заранее намерением, хоть и без увеличивающих вину обстоятельств, но не заслуживающим снисхождения, и он был приговорен к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжную работу на пятнадцать лет. В суде Алинский не проронил ни слова.

Антонина Аркадьевна последовала за Алинским на каторгу. Там они венчались.

Слепнев получил место судебного следователя в Привисленском крае и укатил к новому месту службы.

Тараканов сдал дела становому приставу Крапивенского уезда Разумовскому и уехал в Каширу. Тетка ежемесячно пересылала ему его часть дохода от лавки, мать торговала молоком, поэтому Тараканов места себе не искал, целыми днями лежал на печи, а вечерами ходил в кабак и напивался там до беспамятства. Его даже один раз притащили в полицию и заперли в холодной до вытрезвления. После этого Осип Григорьевич взялся за ум, поступил к купцу Подпругину учетчиком и пить стал меньше.

В начале ноября 1910 года он пришел со службы слегка навеселе.

— Опять! — Мать безнадежно всплеснула руками.

— Дык под лед провалился, слава богу, что у берега. Всего-то соточку и употребил, для сугреву.

— Соточку! Доведут меня твои соточки до могилы! Помрет мать, будет тебе стыдно! Да уж, наверное, и не будет, у вас, пьяниц, стыда-то нет вовсе. Садись есть, щи стынут! На вот, почтальон тебе письмо принес.

— Письмо? От кого?

— Мне почем знать! Меня, в отличие от тебя, грамоте не учили. Господи! Вот отец-то был бы жив, от стыда бы умер!

Тараканов вертел в руках конверт. На нем стоял штамп Тульской почтово-телеграфной конторы и корявым масловским почерком было выведено: «Кашира, улица Малая Посадская, собственный дом, отставному губернскому секретарю, его благородию господину Тараканову».

Осип вскрыл конверт. В нем оказался еще один конверт и осьмушка листа бумаги.

«Здравия желаю, Осип Григорьевич! Как жизнь твоя, не хвораешь ли? У нас все по-старому, ловим жуликов. Третьего дня пришло к нам в сыскную письмо на твое имя, я его не распечатывал и тебе пересылаю. Не болей, приезжай в гости! Иван Маслов».