Читать «Чёрные лебеди» онлайн - страница 120

Вадим Алексеевич Дмитриев

— Генералы не договаривают, но солдаты думают так же, — в тёмном углу показалась монашеская хламида.

— Что тебе, святейший?

Шаркая стёртыми сандалиями, поглаживая седую бороду, Иеорим произнёс:

— Вера принимается чернью, если она принята королями.

— Послушай, я устала, все озлоблены.

— Это понятно, — протянул старик, кряхтя как старый дверной замок: — Вы не посещаете по утрам молитвенный дом. Не склоняете колен вместе с солдатами перед Единым богом нашим. Воины ныне молят не о славной смерти на поле боя, и не о победе ради чести. Всё чаще они молят Единого о куске хлеба. Просят, чтобы рыба не ушла в верховье, и чтобы дождь не загасил костёр. Единый слышит их мольбы и просьбы, он с ними, в отличие от их королевы. Прискорбно сие, ваше величество…

— Достопочтенный Иеорим, — королева поднялась с плетёного кресла, гордо вскинула голову и рыжие волосы разметались по точёным плечам. — Наверное, ты забыл, что я сделала для тебя? Я провозгласила твою веру единой…

— Так было угодно Единому Богу.

— Так было угодно мне! — её глаза налились гневом. — Его святейшество видимо стал забывать, где он и его монахи преклонялись своему Единому при короле Лигорде? В голодных пещерах пустыни Джабах! Скудная кучка фанатиков… Может, желаешь обратно в пески?

— Если так будет угодно Богу…

— Или мне!

Иеорим оправил ветхие одеяния, подошёл к столу, положил затёртую, истрёпанную книгу в кожаном переплете, и уселся в кресло, на котором только что восседала королева.

— И всё же надеюсь, её величество, будучи наместницей Единого на этой земле, поступит именно так, как угодно ему. А угодно Господу нашему, дабы вера его крепла не только в славной и набожной Отаке, не только от святых Джабахских песков до великого Дубара, но и здесь, в этих диких болотистых землях. Слово божие да услышат страждущие от Гелей, до Синелесья, да проникнет оно в душу каждого — от богача до простолюдина. Единый Бог наш вездесущий не оставит заблудших геранийцев без покаяния. Никого не оставит не раскаявшимся. Даже вас, ваше величество.

— Кто же отпустит мне грехи? Не ты ли?

— На всё воля божья.

Кряхтя, монах поднялся из-за стола, встал перед королевой, скрестил на груди руки и, опустив глаза, кротко преклонил голову. Будучи ниже её ростом, всем своим видом демонстрировал покорность и повиновение. Лишь голос его твёрдый и властный нарушал смиренную идиллию:

— Солдаты идут в бой со словами: «За Корону и Веру». Как думаете, что случится со словом Корона, если из этого девиза убрать слово Вера? — Каждой фразой он пронзал, будто вбивал в стену гвоздь. — Не стоит экспериментировать. Короли смертны, вечен один Единый.

Старик развернулся и молча засеменил к выходу. Уже на пороге, по-отечески добавил:

— И всё же, ваше величество, мой вам совет — посещайте по утрам молитвенный дом. Будьте ближе к солдатам и к вере. Это всем пойдет на пользу. И богу и смертным.

Когда полог шатра опустился, и королева осталась одна, холодное чувство тревоги скользким змеиным жалом коснулось её сердца. Сейчас она думала не о голодающей столице и осаждённом принце Хорварде. Не о Бесноватом Поло, чьи головорезы, прячась в болотах, для нападения поджидают ночь потемнее. Сейчас королева думала о спящем в соседней палатке юном принце Брусте и об оставшейся на родине её шестнадцатилетней дочери Гертруде. И ещё о том, что нынче никто не защитит их кроме неё. Ни корона, ни вера.