Читать «Большие города и духовная жизнь» онлайн - страница 31

Если мы зададимся вопросом о том, каково историческое место этих двух форм индивидуализма, питаемых количественными параметрами большого города, — то есть индивидуальной независимости и создания личной своеобычности, — то во всемирной истории духа большой город приобретет совершенно новую ценность. XVIII век застал индивида в насилующих его, обессмыслившихся путах политического, аграрного, цехового и религиозного характера. Они стесняли человека, как бы навязывая ему неестественную форму и давно уже ставшее несправедливым неравенство. В этой обстановке возник призыв к свободе и равенству — вера в то, что индивид обладает полной свободой перемещений между всеми социальными и духовными состояниями и что свобода эта проявит во всех людях то общее благородное зерно, которое природа в каждого заложила, — а общество и история лишь не дали ему правильно развиться. Наряду с этим идеалом либерализма формировался в XIX столетии — усилиями Гёте и романтиков, с одной стороны, и под влиянием экономического разделения труда, с другой, — еще один идеал: освобожденные от исторических пут индивиды хотят теперь еще и отличаться друг от друга. Уже не «всеобщий человек» в каждом индивиде, а именно его качественная единственность и неповторимость составляют теперь его ценность. В борьбе и в меняющихся переплетениях этих двух способов задавать субъекту его роль в обществе протекает внешняя и внутренняя история нашей эпохи. Функция больших городов заключается в том, чтобы предоставлять арену для их борьбы и попыток примирения: как мы увидели, своеобразные городские условия дают возможности и стимулы для развития обоих. Благодаря этому они занимают совершенно уникальное, обеспечивающее им несомненную значимость место в развитии душевного бытия; они оказываются одним из тех великих исторических образований, в которых противоположно направленные течения, охватывающие жизнь, словно бы на равных соединяются и раскрываются. Но это означает, что большие города, какую бы симпатию или антипатию ни вызывали в нас их отдельные проявления, находятся совершенно вне пределов той сферы, по отношению к которой нам пристало бы занимать позицию судьи. Эти силы вросли в корни и крону всей исторической жизни, в которой мы представляем собой мимолетную жизнь одной клетки, а потому наша задача заключается не в том, чтобы обвинять или прощать, а лишь в том, чтобы понимать.