Читать «Вопросы Милинды» онлайн - страница 347

Милиндапаньха

706

Из сутры «Анализ даров» (М 142).

707

Сама отбила, сама разорвала на куски, сама выкрасила...– Одежда монаха первоначально шилась из старой, ветхой ткани, потому отбила, чтобы ткань не была новой. Она делается из лоскутьев, потому разорвала на куски. Выкрасила в требуемый желтый цвет.

708

В проповеди сравниваются два монаха: первый, чувствуя голодную слабость, решил тем не менее в неурочное время не есть, а другой поел (М 2).

709

С II.3.10. В этой сутре собравшиеся вокруг Просветленного небожители произносят строфы, восхваляя каждый своего учителя.

710

Об «одобрении» этих слов Блаженным в сутре упоминания нет. Одобрение обычно выражается словами: «Хорошо, хорошо! Я бы об этом тоже так сказал!»

711

Строфа не найдена в канонической литературе.

712

А 1.13.

713

С XLV.24.

714

Белый цвет одежды нередок, но, конечно, не единствен. Здесь противопоставлен желтому цвету монашеского облачения.

715

Четыре части нравственности – самоограничений согласно Пратимокше, сдерживание деятельности органов чувств, чистота в добывании средств к жизни и нравственность, проявляющаяся в отношении к личным вещам.

716

Претрудный труд – dukkharakārikā. Имеются в виду аскетические подвиги, свершавшиеся бодхисаттвой, когда он подвизался в тапасе вместе с пятью монахами (будущими слушателями первой проповеди в Бенаресе). Он упражнялся в длительных задержках дыхания и лишал себя пищи.

717

С VI.2.5.

718

То есть к обретению слуха.

719

Благотворительная раздача пищи – широко распространенный обычай в древней Индии. В городах существовали для этой цели специальные навесы.

720

Подавленных жаждой. В переносном психологическом смысле – страстным влечением.

721

Имеются в виду три сферы мирского существования.

722

Неязвящего – nikkaṇṭako, букв, «не имеющего заноз, колючек».

723

«Овсяная кашка» – пали karumbhakaṃ, ближе неизвестное растение.

724

Уже цитировалось выше, см. кн. II, гл. 2.

725

Вновь пример случайного субъективного мышления. Милинда воспринимает архата идеологически-ценностно, а не психологически-трезво. Он скорее стремится иметь почитаемый образ архата, чем знание об архате.

726

Объяснение Нагасены впечатляюще-картинно, однако расплывчато и оставляет неясным, какой же способ борьбы с болью как психологическим и физиологическим явлением используется архатами. Попробуем разобраться в этом. Начнем с того, что в боли часто силен компонент страха перед тем, что она навредит, что это – предвестник еще худшего, большей боли и пр. Очевидно, что этого компонента у архата нет. Далее, в отношении если не к боли, то к её объективному физиологическому корреляту (раздражению чувствительных нервных окончаний, сигнализирующему о повреждении) можно выделить два крайних случая: 1. Способность терпеть ощущаемую боль, не подавая вида и подавляя естественные реакции – стоны, дрожь и пр. Это – проявление мужества, т. е. нравственного качества, а не психической культуры, не йоги. Такой способ отношения к боли внушает уважение, но крайне неэффективен и неудачен психологически, ибо не снимает стресса. Неправдоподобно, чтобы им пользовались архаты. 2. Боль вообще не ощущается людьми, находящимися в особом психическом состоянии, возникшем до появления болевого раздражителя: истериками, берсерками, раннехристианскими мучениками и исповедниками. Этот способ тоже не подходит архатам, так как опирается на использование аффекта и суженности сознания, чего у архата не может быть. На наш взгляд, правдоподобнее всего думать, что архат научается отделять в боли специфический сигнал от его оценки. Он, таким образом, знает, что есть боль, если она есть, но при этом ему не больно. Ведь оценка сигнала есть связывание его с образом Я, а коль скоро последнего у архата нет, то и оценка отсутствует. Остается голый факт сенсорной информации, о котором архат, положим, знает, что он может свидетельствовать о нарушении целостности тканей, но это знание подобно знанию, например, погодных примет: красный закат предвещает ветер, а это специфическое ощущение, скажем, в суставе, предвещает, если не предпринимать ничего, ограничение его подвижности. «Реакция на болевое раздражение как бы состоит из двух независимых компонентов – познавательного и эмоционального. Последний проявляется в форме отрицательной эмоции страдания. В некоторых случаях можно разделить эти компоненты, о чем свидетельствует, в частности, следующее наблюдение. Существуют больные, которые испытывают очень сильные боли хронического характера, не снимаемые при помощи лекарств. В таких случаях для устранения боли иногда прибегают к хирургическому вмешательству, которое заключается в перерезке нервных путей в передней части мозга (так называемая лейкотомия). В результате такой операции иногда можно наблюдать удивительный эффект. Человек утверждает, что он по-прежнему знает, что ему больно, однако теперь это знание его не беспокоит и он не испытывает никаких страданий. Иными словами, сохраняется сенсорный (или познавательный) компонент боли, но исчезает его эмоциональный компонент» (Рейковский Я. Экспериментальная психология эмоций. М., 1979, с. 78). Таким образом, по нашему предположению, отношение к боли с достижением архатства меняется так же, как отношение к аффектам. Возьмем для примера аффект гордости. В абхидхарме она определяется как соответствующее действительности знание «я лучше него (в таком-то отношении)» +радостная оглядка на образ самого себя в связи с этим. Невозможно думать, что в архатстве исчезает первый компонент, т. е. знание, кто кого и в каком отношении лучше. Вся буддийская психическая тренировка направлена на постижение действительности, как она есть, и знание, согласно буддизму, всегда лучше незнания. Стало быть, архат продолжает знать, что он обладает лучшей памятью или большей физической силой, чем большинство остальных людей, но это знание его ничуть не трогает. Так же, надо думать, и с болью. Нагасена же, рисуя картину корчащегося от боли архата, который остается к этому равнодушным, взывает скорее к воображению собеседника, ибо выдержка куда в большей степени способна вызвать восхищение профана, нежели разделение двух компонентов боли, что и объяснить-то очень нелегко. Возможно, впрочем, что наше рассуждение не учитывает каких-то различий между архатами и что умение отделять боль от себя является специфическим умением, не непременно имеющимся у архата.