Читать «Тайна аббата Соньера» онлайн - страница 211

Они пьют шампанское, поют, слушают Муне Сюлли, который заканчивает декламировать приветствие кадетам, написанное поэтом Франсуа Фабье:

…Jadis, de ces plateaux nus où le vautour plane, De ces rocs, gardiens menaçants et jaloux, Quelque pâtre sauvage à votre caravane Eût sans doute lancé des cris et des cailloux. Aujourd’hui, le chanteur des pâtres et des bêtes, Le Cadet rouergat prisonnier loin de vous, Vous offre dans ces vers un écho de vos fêtes Et met sur vos lauriers, une branche de haux.

Беранже скучает за столом. У него на этом празднике чуть больше праздничного настроения, чем у слуг, снующих между гостями. Он тщетно изучает эти сияющие и веселые лица, слушает этих краснобаев с их искрящимися способностями, имеет в качестве соседки поэтессу, чьи глаза плохо скрывают безудержную похотливость, ему не удается включиться в общее веселье. Он играет с бокалом шампанского и водит вилкой по своей пустой тарелке.

— Ты не голоден?

Это Эмма; она слегка прикасается к нему, смотрит на его пустую тарелку, не проявляет больше излишнего беспокойства и отправляется к своим друзьям. Она смеется вместе с Леигом, с Жюлем Буа… Беранже чувствует себя покинутым. Более, чем когда-либо, ему хочется вернуться в Ренн-ле-Шато.

Когда он находит Илью, он говорит ему:

— Мы уезжаем завтра.

— Нет, послезавтра, с первым рассветным часом.

— Почему?

— Потому что я арендовал фиакр, мы вернемся назад по дороге.

— Но нам потребуется не меньше трех дней, чтобы добраться до деревни. Об этом не может быть и речи. Мы сядем на поезд в Родезе.

— Нет, мы вернемся по дороге, так нужно. Они двинутся следом за нами.

— Кто?

— Те, кто преследуют нас вот уже многие годы.

Когда появляется Эмма, сердце Беранже сжимается.

Ему бы хотелось отсрочить этот момент, который принесет печаль его любимой женщине. Она еще раз просила его остаться, жить рядом с ней. Он собирается объявить ей о своем отъезде.

Эмма двигается по крытому дозорному пути, подходит к нему, улыбается. Контраст между тенью и ярким солнечным светом создает впечатление, что она самое красивое на свете существо. Она гладит лицо Беранже. Ее щека, едва разогретая подъемом, опускается на его руку.

— Я счастлива… Ты и я в Кабриере. Здесь мы сможем жить в мире. Я уже позабыла все эти города, мерцающие своими огнями, от которых мурашки бегут по коже, публику, начинающую волноваться, словно поле спелой ржи, когда занавес поднимается, скрипки и пианино, аккомпанирующие моему голосу.

— Ты больше не будешь моей Кармен?

— Для тебя — да… Только ради тебя.

— Нет, Эмма, ты никогда не сможешь обойтись без публики, без триумфа, без славы, без коронованных особ, которые обращаются с тобой как с равной.

— Я обойдусь без них… Здесь ничто больше не имеет значения. Всюду, где я бывала, вплоть до равнин Колорадо, я испытывала невыносимую ностальгию по родным краям. В дни моих самых больших успехов я всегда вспоминала об этом уголке земли, откуда я в недавнем прошлом отправилась, никому не известной и бедной, в поисках непредвиденной судьбы. Я обожаю Авейрон и мой замок Кабриер. Ты видишь так далеко, как только может простираться твой взгляд, на этот горный ландшафт. Здесь никто не живет, кроме меня. Ну что же! Никакое другое окружение, никакой другой пейзаж, никакой дворец, ничто на свете не может быть мне дороже, чем Кабриер, над которым возвышаются бесплодные и унылые горы Косс, где мои овцы выщипывают своими языками редкую обгоревшую траву, растущую между камнями.