Читать «Нижегородский откос» онлайн - страница 137

Николай Иванович Кочин

— А чем ты кормишься, молодец хороший?

— Когда чем, тетя Феня. В зависимости от ситуации. Как собака.

— Собаку и ту кормят.

— Ошибаешься, тетя Феня. Тургеневский Емельян собаку свою не кормил вовсе. Он говорил, что она животное умное, сама себя прокормит. Так и я.

— Говори, озорник, без ученых слов, сколько дней не ел?

— Не так много. Я на этой неделе ел в среду. Глодал кости.

— Да ты и впрямь собакой стал, разбойник. Э, чтоб тебя прорвало! Знаю я вас. Что же ты молчишь? Аль на людей не надеешься? Пойдем.

Чем другим, а уж этим тетю Феню удивить невозможно было. Она видела студентов в любых переплетах.

Тетя Феня привела Сеньку к себе, подала ему миску щей и ковригу хлеба.

— Рассказывай, непутевый, что случилось? Да не ври, все равно пристыжу.

Уплетая за обе щеки, он рассказал ей историю своей злосчастной работы на ярмарке, поездки в деревню, безрадостной судьбы Груньки и вынужденного прожигательства жизни в городе.

— Меня самое цветком пускали, — сказала тетя Феня. — Я темноту до страсти ненавижу. А правдолюбцев жалею. Эх, мужики. Всегда вы в петлю суетесь, когда правду-матку ищете. Правду-то вам вот на ладонь вынь да положь. А только хорошо это — за правду пострадать.

Она сама была деревенская, с Керженца, и прошла все мытарства безработной батрачки, пока добрые люди не направили ее к ректору, который искал честного завхоза. Сама она любила об этом рассказывать.

— Нам, молвил ректор, нужен честный хозяин, не баламут какой-нибудь. Я — отставшая, отвечаю, темнотой забитая. Вот, говорит, и хорошо, теперь в денежных делах честных людей среди самых отставших искать надо… И вот до коменданта дошла.

Она любила студентов до смерти.

— Не горюй, парень, закончишь науку да поступишь на дело, так с удовольствием все это вспомянешь. А про питание не беспокойся, не объешь. Обоим хватит.

Он перешел жить в отремонтированную комнату, поставил там койку с новым матрацем, стол и перенес сюда сундучок с вещами и узлы с книгами.

Каждый день, поднимаясь спозаранок, Пахарев находил на столе незатейливую, но сытную пищу: мурцовку, картошку в мундире, солод, ситник. А на обед тетя феня приносила деревенскую похлебку, подбитую мукой, и разбавленную молоком гречневую кашу. Но неловко ему было ужасно. И когда встречался с нею, то невольно начинал тараторить:

— Тетя Феня, ты все расходы запоминай и записывай. Первая же получка моя на службе будет твоею.

— Полно, полно зря трепаться и хвастать, — отвечала она. — Я не взаймы даю. Знаю, кончишь свою науку, оперишься, тогда и тетю Феню из памяти вон. А пока голоден, лебезишь. Не во гнев говорю, а так, из правды. Знай, что не в кредит даю, а по человечности! Помощь из корысти — то же зло.

Ах, тетя Феня, ее слова только бы издавать рядом с изречениями Сократа и Сенеки…

Мало-помалу Сенька втянулся в будничную, хлопотливую, трудоемкую работу коменданта студенческого общежития тети Фени. Он звал себя ее «подручным». И это ему очень нравилось. Он помогал ей в делах по ремонту и меблировке общежития, по переноске вещей, по уборке мусора. И он был тронут и удивлен тем обилием доброй воли, неиссякаемой энергии и практической сообразительности, которое проявляла каждодневно тетя Феня.