Читать «Нижегородский откос» онлайн - страница 136

Николай Иванович Кочин

— Это самое, это самое.

— Я прочитал у вас первую фразу про ясное июльское солнце. Этим вы разнитесь от других. А все остальное то же самое. И тут в этих десяти тетрадях написано то же самое и даже теми же самыми словами. Так что вы не проиграете и не выиграете, если возьмете эти десять чужих тетрадей вместо своих трех. Простите, но мне некогда.

В это время прошел мимо Пахарева какой-то здоровый парень, он нес охапку папок, наверное с опусами в прозе. Парень шагал через две ступеньки широким мощным шагом. Нагнал редактора на верхней площадке, и до слуха Пахарева донесся густой бас:

— Исключительно актуально. Роман в семи частях о происках Антанты и проблемах мировой революции…

Пахарев разодрал тетради и засунул их в урну — подле выходной двери. Дома все сборники стихов, номера рукописного своего журнала, который он издавал один, переписывал сам и распространял сам, он сгреб и выбросил в мусорный ящик. Теперь он уже навсегда зарекся пробовать себя в стихах и в прозе.

ПОДРУЧНЫЙ ТЕТИ ФЕНИ

— Ну, когда же мы будем спрыскивать гонорар? — спрашивал каждый раз Ванька Рыжий, вынося на лестницу газетный сверток с объедками.

— Скоро, Ваня, скоро, — отвечал Пахарев, — небольшая проволочка в редакции. Задержал главный редактор… понимаешь… Еще сколько у нас бюрократизму.

— Всеконечно, всеконечно, — произносил Рыжий. — Этого у нас хоть отбавляй. А ты начинал бы бузить.

— Да если бы это помогло. А то прослывешь только бузотером.

— Ты все «если да если». А ты не жди, когда тебя толкнут, а сам других толкай.

Получив сверток, Пахарев шел на Откос под столетние липы Александровского садика и здесь наедался до новой подачки на весь день. Внизу сверкала Волга, бежали по ней веселые пароходы, скользили шлюпки, тянулись ушедшие в воду до бортов тяжелые баржи. Возвращаться в опостылевший подвал пустующего общежития — это была мука смертная, и он начинал бродить по городу в тех местах, которые были ему более всего приятны: у пристаней с толпами пассажиров и суетящихся грузчиков, у вокзала, где отдыхал народ, на узлах и сундуках, ожидая посадки, у театров, где щебетали нарядные девицы и дамы; в скверах, где под деревьями угощались хмельные молодцы, а на скамейках ворковали влюбленные парочки.

А когда темнело, он приходил в свое подвальное помещение и с головой зарывался в старые студенческие матрацы.

Однажды его разбудили очень рано. Кучу матрацев, в которой он спрятался, по приказу коменданта общежития тети Фени разбирали. Тетя Феня велела годные отобрать, а негодные выбросить на свалку. И когда Сенька вывалился у всех на виду из этой затхлой кучи матрацев на пол, тетя Феня вскрикнула от испуга:

— Ах, батюшки, золоторотец! Держите его, держите!

Но когда она узнала Сеньку, то взвилась:

— Ты что тут делаешь, греховодник? Развалился в одежде и обуви как босяк. Я давно заметила следы на известке, думала, что ходят сюда девки из Лапшихи с рабочими баловаться. А хвать, вон он, бесстыдник…

Слова были жесткие, а тон мягкий. Здравый смысл и жизненный опыт подсказывали ей, что зря не будет студент хорониться людей. Но она поругала его, уже для порядка. А глядела на него с состраданием. Сенька чесал бок и протирал глаза.