Читать «Конъюнктуры Земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования» онлайн - страница 102

Вадим Леонидович Цымбурский

Исходя из этих посылок, Зорин обсуждает идеологемы, введенные в духовный и политический обиход и задействованные в выработке внешней стратегии с конца 1760-х по 1830-е годы. Таковы мотивы: 1) России как восприемницы (через Византию) античного наследия, призванной «воскресить Грецию»; 2) России, стоящей поперек пути деструктивному всемирному заговору, в свою очередь стремящемуся ее изничтожить; 3) империи, инициирующей спасение и преображение Европы, «христианского мира»; 4) России – национального организма, консолидируемого и мобилизуемого через распознание и принесение в жертву работающих на внешнего врага «извергов» – отщепенцев; наконец, 5) России – устроительницы славянского единения. Рождение, конфигурации и неожиданные конфликты этих топосов отслеживаются по четырем эпохальным фазам. Это – пора политического сотворчества Екатерины II и Г. А. Потемкина; далее – борьба с наполеоновской угрозой (1806–1812), осложненная двусмысленной тильзитско-эрфуртской паузой; контрастирующие по своему духу с предыдущей национал-патриотической фазой «универсалистские» годы «освобождения Европы» и основания Александром I Священного союза (1813–1816); и в заключение – 1830-е, время становления и популяризации «уваровской триады» как новой формулы идейного самообоснования империи.

Ряд эпизодов в книге Зорина я нахожу безоговорочно удачными. Прежде всего это главы о «греческом проекте» и переплетшемся с ним проекте крымском – проектах, проникнутых мотивами замыкания и сворачивания времен («Назад в Византию!» и далее «воскрешение Античности»), конца затяжной и «засушливой» мусульманской интермедии на ближневосточно-средиземноморской прародине европейской цивилизации, перерастание колонизационного подъема Новороссии в зрелище эсхатологического пира племен, на коем «вавилонский грех… преодолен, и все народы соединяются, замыкая под российской эгидой исторический круг всемирной цивилизации» (с. 107). После этой книги в памяти читателя навсегда останется оценка потемкинской эпохи как отложившейся в последующей истории «глубинными, но именно потому мало отрефлектированными представлениями о том, что владение Крымом (как метонимическим репрезентантом античной прародины. – В. Ц.) составляет венец исторической миссии России, ее цивилизационное назначение» (с. 121).

Впечатляюще воссоздается руссоистская аура яростной франкофобии и «славянофилии» авторов шишковского кружка, с их почти что «якобинским» мобилизационным пафосом и поисками раскалывающих нацию изгоев – при этом с полусознательной автоцензурой, добивающейся того, «чтобы… в идеализированном обществе “сынов отечества” не проступали зловещие черты “enfants de la Patrie”» (с. 178), птенцов того же руссоистского гнезда. Хороша демонстрация того, как разработка в литературе 1806–1808 годов фигуры пробивающегося к власти изменника загодя готовила будущее общественное восприятие роли М. М. Сперанского и его принесение в жертву нуждам новой патриотической мобилизации. Очень занятны, хотя отдают немалой игривостью ума, соображения о самочинной казни Ф. В. Ростопчиным в 1812 году (при французском приближении) наполеоновского поклонника Верещагина как символической замене сорвавшегося грандиозного действа публичной расправы над Сперанским.