Читать «Два детства» онлайн - страница 88

У сына — это первое дальнее путешествие на лошади. В руках вожжи, на лице — выражение важности, хозяйской сосредоточенности. Я лежу на подрагивающей телеге, смотрю в небо, представляю, как запоет у нас новая музыка, как сын потянется к белым клавишам.

— Папа, какая это фисгармония музыка? Чем играет? Смычком?

— Это такой инструмент, — говорю я, — как орган.

— А какой орган?

Как ответить, обрисовать неизвестный ему инструмент? Какие подобрать слова, чтоб они запели органом? Может, пробуждается интерес, и надо попробовать поразить воображение.

— Орган — большущий инструмент. Целый дом! В нем много труб. Мехи качают воздух, а трубы поют. Музыка у него торжественная, как гром в тучах, и тихая, как у пустой бутылки на ветру. Она мягкая и сочная, как молодая трава, широкая, спокойная и сильная, как ледоход, бескрайная и глубокая, как небо. Посмотри на чистые стволы берез, что сбегают в низинку, на лесную зелень. Это может сыграть орган. А вот в пролесках дорога, первый цветок на обочине, дрожащий над землей воздух, коршун в свободном полете под облаком, — и об этом расскажет орган. Вон разрастаются облака, плывут белогрудые, в синих струях, гладят тенями крутые бока логов. Это можно спеть на органе. Фисгармония маленькая, так не может, но тоже славно получается.

Верил ли сын моим словам, проснулось ли его воображение? Я верил и жил, потому что фантазия ехала вместе с нами на телеге. Видать, задело и сына. Он слушал, наблюдал, опустил из рук вожжи, — они запутались в колесе. Лошадь свернула с дороги и стала перед зеленым кустом.

Доехали к вечеру. Извлекли из-под пола части инструмента, уложили на телегу и собрались тронуться, но прошла какая-то женщина, и меня тут же потребовали к директору. Он в грозной позе сидел за столом.

— Кто такой?

— Из соседнего района.

— Почему воруешь?

— Я считал, что это вам не нужно.

— Тащи в своем районе, что плохо лежит.

— Она же была в хламе, пропадала, а я…

— Сгружай! Не доказывай, что ты можешь. Я тоже могу. Сейчас подыму на ноги милицию — на крючке будешь!

И почувствовал я себя таким непроходимым злоумышленником. Стыд накрасил мне лицо, горели уши. Хотелось провалиться, да как это сделать?

Сгрузили нашу мечту и выехали с позором.

— Папа, ты что красный? — спросил сын.

— Не дали.

— Совсем?

— Совсем.

Грустен был путь домой. В темных полях как-то одиноко, на душе бередит. Думаю о злых людях, что могут больно наказать, отняв мечту. Зачем они живут на свете? Они туманят радость жизни, с ними и день не в день.

Кто-то приручил лошадь, придумал колесо, высмотрел в природе хлебный колос. Такой не мог быть злым. Злой не создаст светильника, он погасить его может.

Дорога длинная, досада, как горечь полынная… И звезд понасыпало в небе!

Лошадь мягко стучит копытами по дороге, везет нас навстречу молодому месяцу. Он чист и свеж. Хочется положить его на ладонь и понюхать, как запашистую скибку дыни.

Спит под фуфайкой сын, свернувшись калачиком, бегут мысли, скорее лошади, по дороге.