Читать «Варианты Морозова» онлайн - страница 202

Послышались бегущие мелкие шаги, в комнату вбежала девочка лет пяти, в ночной длинной сорочке и в мягких тапочках на босу ногу. Она остановилась на пороге.

— Спокойной ночи, дедушка, — сказала она, хмуря толстенькие брови. — Ты не будешь рассказывать сказку?

Рымкевич посмотрел на нее, потом на Морозова, и Константин его понял.

— Ты знаешь, кто твой дед? — спросил Морозов у девочки.

— Спокойной ночи, Вика! — торопливо сказал Рымкевич.

— Мой дедушка — шахтер, — по-прежнему хмурясь, ответила она.

Морозов покачал головой.

— Мой дедушка — шахтер! — повторила Вика. — Я знаю!

— Он хороший человек, правда? Он тебе должен рассказать, что такое мужество и гордость. Ты его запомнишь таким, когда вырастешь?

Девочка почувствовала в словах незнакомого взрослого что-то пугающее и с надеждой обернулась к деду, но Рымкевич в этот миг видел, наверное, только Морозова.

— Петрович, — мрачно и жалко говорил он, — Петрович, оставь ее…

— Таким ты его и запомнишь, — с усилием улыбнулся Морозов. — Иди, девочка. Спокойной ночи.

И он ушел из этого дома, ушел свободнее, чем входил в него, ибо теперь Константин окончательно предал забвению вину Рымкевича.

* * *

Ночью Валентина Алексеевича Рымкевича поразила невыносимая боль в затылке и левом виске. Он увидел вспышку белого огня, кто-то поманил его с полуулыбкой на юном строгом лице. И Рымкевич почувствовал, что он сейчас умрет.

«Это сон! — подумал он. — Я сплю!» Но он знал, что не спит и что никто ему не поможет.

На улице шумел ветер. В просвете между шторами качалась тень акации, заслоняющей кроной фонарь. У окна молча стояла мать Рымкевича. Она умерла в тысяча девятьсот сорок шестом году.

В глубине его мозга лопнул какой-то засов, распахнулась какая-то дверь, куда схлынула боль. Мать подошла к нему и накрыла одеялом половину тела.

Рымкевич почему-то вспомнил, что ее звали в поселке не по имени, а по кличке — Пятая. Она оставила своего мужа, когда его выдали на-гора с перебитым позвоночником. До нее в поселке было всего четыре женщины, отправившие мужей в дом инвалидов, но люди, презирая предательство, наказали только мать Рымкевича, лишив ее имени. Не было ни Первой, ни Четвертой, но был какой-то предел, за которым не стало терпения молчать. Наверное, кто-то удивленно вымолвил: «Это пятая!» — и она должна была принять кличку вместо имени.

…Утром Рымкевича обнаружили парализованным, отнялись правая рука и нога, пропала речь. «Неотложка» приехала быстро, но не могла помочь.

Всех домашних охватил ужас, и все мысленно укоряли больного, предвидя многие тяжелые заботы. Горе, эгоизм, пустая суета возле умирающего — это определяло общее настроение дома в то утро. Всем казалось, что Рымкевич ничего не видит и не слышит, но он внимал с жадностью последним мгновениям жизни и только не мог произнести ни слова.

— А дедушка еще спит? — весело спрашивала кого-то Вика. Должно быть, ее уже собрали в детский сад. — А почему мы не поедем на машине?

— Сломалась машина, — ответил сдавленный женский голос.

Рымкевич застонал, замычал что-то. «Приведите Вику!» — хотелось крикнуть ему.