Читать «Счастливы по-своему» онлайн - страница 179
Татьяна Олеговна Труфанова
Мама, послушав это, закатила глаза и ушла на кухню, сказав Богдану: «Я на минутку». Спиной к Богдану стояла еще одна дама, пухлая, в цветастом платье без претензий, очевидно сшитом из хлопковой занавески. Она с большим интересом изучала пастель с полной и загорелой купальщицей, висевшую на стене. Богдану был известен состав гостей, он предположил, что пухленькая — это мать Юли, потертый интеллигент — ее отец, а крокодилица с алым ртом не может быть не кем иным, как Степиной бывшей учительницей, к которой он до сих пор питает почтение. Экспансивная учительница наконец разглядела его, театрально вздрогнула, прижала руку к большой груди и остановила пластинку. Именно в этот момент пухленькая решила запеть:
— Сердце вдруг встрепену-улось! — заголосила она приятным контральто, громко и жизнерадостно. — Так тревожно заби-и… нет? — Она обернулась, заметив, что поет а капелла.
Богдан представил себя и «Дом Периньон», все еще прижимаемый к боку, за ним представились остальные. Яркая женщина оказалась Ниной, матерью мышки-невестки, мужчина — без сюрпризов — ее отцом, а в пухлой дамочке Богдан вдруг узнал черноглазку, с которой ему так легко танцевалось танго в прошлую пятницу. «В который раз убеждаюсь, что тесен мир!» — засмеялась пухленькая, она же — Инга, бывшая Степина учительница.
— Так, значит, вы недавно вернулись из Канады? — осведомилась Нина игриво. — Комон труве-ву ле Канадá?
— Канадá моя, Канадá! — вздохнул Богдан. — Камон, йес. Понимаете… — говорить, что сын наврал про него с три короба, не хотелось. — Моя Канада недалеко. В Подмосковье. Коттеджный поселок «Канада» по Рублевскому шоссе. А! Профанация: ни лосей, ни хоккеистов, а из франкофонов один французский бульдог.
— Надо же! — воскликнула пухленькая. — Выходит, мы Степу неправильно поняли!
— Но если вы были недалеко… почему не заехали на свадьбу? Лишили нас приятного знакомства? — спросила Нина.
Взгляд Соловья-старшего упал на Евгения, Юлиного папашу, который листал томик Ахматовой, манкируя беседой, и Богдана осенило.
— Я писал! Писал стихи. Накатило! Заперся на два месяца, с участка ни шагу, жил на тушенке и гречке. Черкал, ломал карандаши… в итоге поэма в две тысячи строк. «Полночные зияния».
— Любопытно, — поднял полуседую голову Евгений. — Я тоже пишу — стихи, прозу…
— Женю когда-то напечатали в «Юности», — добавила его жена.
— Тем более. Тогда вы меня тем более понимаете! — сказал Богдан.
Инга воодушевленно воскликнула:
— Это просто изумительно! Сколько талантов! Давайте вы почитаете свои стихи!
Евгений при этих словах оживился, а Богдан, наоборот, замахал руками:
