Читать «Счастливы по-своему» онлайн - страница 178

— Да, еще: я вышла на работу. С Ясей днем будет няня.

— Это уже ни в какие ворота!.. — начала мать, но Юля, подняв руку, прижала палец к ее губам.

— Ш-ш! Мама, неужели ты, интеллигентная женщина, хочешь бить посуду на чужой кухне? Voulez-vous un scandale? Bon. Улыбочку!

Юля твердо взяла мать за руку и повела за собой.

На день рождения сына Богдан не поехал на своей блистательной «дээс», а пошел пешком, нежно прижимая к себе коробку с дорогим шампанским. От дома Кеши до родительского дома было двадцать минут ленивым шагом. Солнце посреди гладкого неба припекало совсем по-летнему, собаки высовывали длинные розовые языки, девушки гуляли по проспекту Мира в платьях мини, самые модные из них — в белых и дивно коротких шортиках, которые отсталые личности принимали за нижнее белье.

Мокасины из телячьей кожи отмеряли нагретый асфальт, приближая Богдана к цели: вся семья в одном круге, под одним абажуром. Как это будет происходить, было ясно: Степа с женой встретят его в дверях, поведут к столу, выражая лицами и ахами радость. Под мандариновой сенью абажура уже ждет мама — царственная, благосклонно кивающая. Рядом с ней на горе подушек, водруженных на стул, сидит ясноглазый младенец, красавец, умник — Богданов внук, его кровь! Внук протянет к нему пухлые ручки, улыбнется и скажет: «Ура!»… нет, рановато для «р» — «Ула!». Будут мамины огурчики и грибочки, простой салат из редиски и сложный из десяти слоев, затейливые пирожки, кулебяка — все, что не отведаешь ни в каком ресторане из списка Мишлен, потому что только мама готовит так, что Богдан вспоминает себя семилетнего, бегающего во дворе казаком ли, разбойником, с разодранной коленкой, с миллионом открытий сегодня и впереди. Сын будет внимать Богдану почтительно, невестка, сидя тише воды ниже травы, станет смотреть на него с восторгом и страхом («подарит квартиру!.. ой, только б не передумал!»). Было когда-то, что под этим мандариновым куполом дед Альберт и бабушка Нелли собирали семью, и Богдану, самому младшему, доверяли растапливать шишками самовар, и пока за верандой, в ночной тьме, кто-то вздыхал и шуршал тоскливо, пока мама тонкой рукой отгоняла мотыльков от светящегося шелка, отец рассказывал что-нибудь про Копенгаген, или Калькутту, или еще про какой-то из бесконечно далеких и притягательных городов, где он был, а больше не был никто — как на Луне — да, потому что такой особенный у него отец. А теперь иное время, но будет не хуже, потому что теперь Богдан соберет всех под абажуром. Четыре колена семьи Соловей вместе — и это сделал он, он! Зря мама подпускала шпильку: мол, не заработал он на семью. Вуаля, пожалуйста! Приложил некоторое количество усилий, менеджерского таланта и обаяния — и дело в шляпе.

Богдан дотопал (увы, не взбежал) до третьего этажа и долго, беззастенчиво позвонил в дверь. Через минуту любовно выстроенная им картина «семья под абажуром» крякнула и покосилась. Степы, виновника торжества, подлеца этакого, — еще не было! А кто же был? Мама провела его в гостиную. За круглым столом, под символическим и слоноподобным абажуром, вместо Степы сидел потертого вида незнакомый мужчина и поводил головой в такт звучащей песне. Рядом с проигрывателем стояла яркая женщина того возраста, когда молодость уже ушла, а танцевать еще хочется. Она изгибала длинный белый стан, вздымала грудь, всячески заламывала руки и подпевала пластинке: