Читать «Оскорбленные чувства» онлайн - страница 62

В том-то и дело, что не могу! Горланить нельзя, руками размахивать тоже. Руки должны лежать на коленях.

И Марина Семенова села напротив Ильюшенко на элегантную табуретку – именно так, как описывала. Гости подобрались поближе, чтобы не пропустить, как сфинкс окажется в дураках.

Ну что, Петя, – начала Семенова, – спасибо, что пришел ко мне на день рождения. А то я думала, ты с этими своими страхами по поводу центра «Э» дойдешь до ручки. Да, конечно, злопыхатели у тебя есть, не спорю, но гробить тебя никто не собирается. Хотя повод нашелся бы.

Ильюшенко не шевелился.

Знаешь, что говорят? – почти прошептала его визави. – Что якобы ты не по бабам, Петя. Понимаешь?

Кругом зафыркали. Ильюшенко лишь трепыхнул коленом, но остался бесстрастен. Спичка колебалась в его ресницах, как огонек свечи.

Правы они, как ты думаешь? Все кони как кони, а ты иноходец? – изгалялась Семенова ласково. – Видишь симпатичного юношу и думаешь: ах, вот бы этого зайку оприходовать в заднюю дверь!

Гости уже не сдерживались и гиганили напропалую. Эрнест Погодин потрясывал бакенбардами и шутовски восклицал:

– Туз! Попка! Люська! Перечник! Глиномес! Гей-хлопец! Голубчик! Кочет!

Спичка закачалась и упала Ильюшенко в складки рясы.

Ну так нечестно! – зарумянился он, протестуя. – Во-первых, все на одного. Во-вторых, я сижу, как дурак, не могу ответить. Что это за игра такая – слушай и терпи, пока тебя анафематствуют.

Сфинкс ожил, сфинкс ожил! – мурлыкала именинница, пропуская ламентации друга мимо ушей.

Теперь ваша очередь, Марина Анатольевна, – заметил Капустин, увлеченно смакующий сухое красное.

И пожалуйста! – согласилась Семенова и, согнав Ильюшенко, уселась в кресло. – Дайте спичку! Кто готов меня разбудить?

О… – пробормотал Чащин. – Я бы много отдал за такое. – И вонзился вилкой в холодец, приправленный тертым хреном.

Неожиданно поднялся следователь-усач:

А давайте я попробую.

К усам его прилип кусочек укропа, отчего они обрели вид зимней изгороди с единственным проклюнувшимся зеленым листочком. Семенова вмиг посерьезнела.

У вас фора, вам нельзя! – развязно пискнула губастая. Но хозяйка вечера все же решилась:

Ну и пусть. Кладу спичку.

Ресницы хозяйки, нарощенные, завитые, подкрашенные тушью, превратились в пьедестал. Следователь сел напротив.

Позвольте, Марина Анатольевна, выразить восхищение вами, – как-то очень впроброс и невнятно заговорил он. – Вы – необыкновенная, правда. Все мы знаем, как вас любил покойный министр. И если тот свет существует, – усач кивнул наверх, и гости задрали головы к расписанному ангелочками потолку, – он, наверное, жалеет, что не может поздравить вас так, как обычно.

Виктор, слушавший коллегу у раскрытой крышки рояля, случайно уперся кулаком в клавиши. Зазвучали, неровно смешавшись, «до» и «ре» контроктавы. Спичка на ресницах Марины Семеновой сильно дернулась, покосилась, но удержалась на месте.

Знаем, вам непросто пришлось, – возвысил голос усач. – Возлюбленный был рядом, а в то же время не с вами… Скажите, это вы отправляли ему анонимные письма?

Гости зароптали, ресницы сфинкса упали, взмахнулись, и в туче всеобщего аханья спичка свалилась на пол.