Читать «Знание-сила, 2008 № 03 (969)» онлайн - страница 81

«— Откуда ты родом?

— Из города Гамалы, — ответил арестант, головой показывая, что там, где-то далеко, направо от него, на севере есть город Гамала.

— Кто ты по крови?

— Я точно не знаю, — живо ответил арестованный, — я не помню своих родителей. Мне говорили, что мой отец был сириец...»

Действительно, все это «совершенно не совпадает с евангельскими рассказами», но Булгаков, несомненно, сознательно ввел в свой текст такие подробности. Подобным образом кодируется та информация, что позволит вдумчивому читателю определить, каким именно хотел видеть своего героя Мастер. Ну что же, не будем лишать его удовольствия самому проделать этот не столь уж сложный процесс.

Все перечисленные выше примеры почерпнуты со страниц главного романа Булгакова. Можно ли найти что- нибудь подобное в других его произведениях? Одно любопытное место обнаруживается в пьесе «Последние дни». Здесь упоенный собой поэт Бенедиктов декламирует на публике свое стихотворение «Напоминание» и вдруг, будто неожиданно сбивается в чтении: «Ах, право, я забыл. Как. Как.» Цитирование продолжается уже с нового четверостишия, в результате чего теряется нескольких строчек. Казалось бы, ну с кем не бывает? Волнение, «природная скромность». Однако, по тонкому наблюдению петербургского музыковеда А.А. Гозенпуда, это стихотворение в свое время вызвало крайне резкое осуждение Белинского, указавшего на особенную пошлость именно «забытых» автором строк.

Другой литературный вечер, где столь же безраздельно «царит вдохновенье», описан в «Театральном романе». Организует его группа писателей «по поводу важнейшего события — благополучного прибытия из-за границы знаменитого литератора Измаила Александровича Бондаревского». Но едва лишь блистательный мэтр среди смешка, аплодисмента и поцелуев рекомендует собравшейся публике своего друга Баклажанова — эту полную противоположность жизненной энергии и энтузиазму Бондаревского, — как знакомого с бессмертной гоголевской поэмой читателя начинают одолевать смутные предчувствия. И впрямь, скоро выяснится, перед ним новоявленный Ноздрев, также путешествовавший в сопровождении полусонного зятя Мижуева, а вовсе не надежда русской литературы. Зато и читательское разочарование от какихто там «Парижских кусочков» оказывается не столь болезненным, как у затравленного Сергея Максудова.

Увы, скоро героя Булгакова, покинувшего писательскую среду, но влившегося в театральный мир, начинают одолевать странные сны. Особенно часто снится, как, идя на генеральную репетицию своей пьесы «Черный снег», он забывает надеть брюки. Сначала Максудов еще надеется, что ему удастся проскочить незамеченным, и даже приготовляет «оправдание для прохожих — что-то насчет ванны, которую он только что брал, и что брюки, мол, за кулисами». Увы, никакие объяснения не помогают, прикрыть «недостаток костюма» не удается, герой прячется в подъезде и с ужасом понимает, что на генеральную он опоздал.

Опять-таки, не то ли еще приснится измученному жизнью человеку? Но зададимся вопросом: а кто еще из литературных героев оказывался в подобной ситуации? Ну, конечно же — это «подставленный» своим «Ванькой» чиновник Попов из шуточного стихотворения А.К. Толстого «Сон Попова» (1873). Ну, надо же так оплошать — явиться без панталон на поздравление по случаю именин к самому министру! И где же оказывается незадачливый Тит Евсеевич после такого конфуза? Дома? В полиции? В психиатрической больнице? Нет! Его доставляют прямо в III отделение! Не на то ли намекает нам и Булгаков? Максудов боится не провала своей пьесы — его страшит перспектива ареста органами НКВД. Ведь «Черный снег» (как и «Дни Турбинных) рассказывает о героях «белой гвардии»!