Читать «Знание-сила, 2008 № 03 (969)» онлайн - страница 83
Журнал «Знание-сила»
Напомним, что всего минуту спустя, как ни в чем не бывало Троекуров будет рекомендовать гостям «своего француза» — месье Дефоржа, под личиной которого и скрывается Дубровский.
Что и говорить, смелость Булгакова головокружительна: сравнить «отца народов» и «лучшего друга всех писателей СССР» с каким-то лесным разбойником, отщепенцем, порвавшим со своим кругом, своим родом, своим домом! Только это еще не все: разбуженная память услужливо преподносит и еще одну литературную реминисценцию. Конечно же, мы имеем в виду трагедию Пушкина «Борис Годунов»! Вспомним знаменитую сцену в корчме на литовской границе, где странствующий монах Варлаам, перед которым замаячила перспектива виселицы, вне себя от гнева и от страха читает бумагу с приметами Гришки Отрепьева: «А ростом он мал, грудь широкая, одна рука короче другой, глаза голубые, волоса рыжие, на щеке бородавка, на лбу другая». Разумеется, большинство граждан СССР знало Сталина по сильно приукрашенным портретам, но тот, кому хоть раз довелось увидеть «вождя народов», что называется, «живьем», уже не мог забыть рыжеватый бобрик и изъеденные оспой щеки низенького человечка с сохнущей левой рукой.
Но как же реагировали на пьесу «взыскательные» слушатели: режиссура, дирекция Художественного театра, заказавшего пьесу о Сталине и собирающегося ее ставить «в самом срочном порядке»? Процитируем дневник Елены Булгаковой: «В Театре, в новом репетиционном помещении райком<овские работники>, — театральные партийцы и несколько актеров: Станицин, Соснин, Зуева, Калужский, молодые актеры, Свободин, Ольга <Бокшанская>, еще кто- то. Слушали замечательно, после чтения очень долго стоя аплодировали (! — Н.Б.). Потом высказывания. Все очень хорошо, должен ее поставить к 21 декабря» (запись от 27 июля 1939 года).
Думается, вот это, именно — вот это, а не что-нибудь другое, и сломало, в конце концов, Булгакова. «Боже, ради кого, ради чего я все это пишу!» — так мог воскликнуть несчастный писатель, столкнувшись с подобной реакцией. Страх перед всесокрушающим молохом тоталитарного государства закрывал глаза, сковывал ум и не позволял людям адекватно оценивать окружающее, отличать памфлет от панегирика, наглую халтуру от подлинного служения идеалам искусства.
Интересно, что сам Сталин оказался куда более чутким читателем и отказал пьесе в праве на постановку, мотивировав свое решение по тем временам поразительно «нейтрально». «Нельзя такое лицо, как И.В. Сталин, — запишет в уже цитированном нами дневнике Е.С. Булгакова переданные ей «сверху» слова, — делать романтическим героем, нельзя ставить его в выдуманные положения и вкладывать в его уста выдуманные слова». Полноте, а чем же занимались многочисленные лизоблюды в писательском обличье?! Но «в получении оплеухи» Сталин «расписываться» не пожелал. Однако это уже ничего не могло изменить — многолетняя игра в «кошки-мышки» между «поэтом» и «царем» закончилась: через несколько месяцев гениального писателя не станет.
