Читать «Цвет папоротника» онлайн - страница 37

Валентин Владимирович Тарнавский

— Сколько за все?

— Семнадцать копеек.

— Я вам две потом занесу, — шарит в карманах. — Кошелек не взял.

И такой, видно, голодный, как мои коты. Но гордый.

Метнулась я на кухню — там у нас жаркое оставалось, — принесла, поставила перед ним.

— Что это? — подозрительно спрашивает.

— А это я на добровольцах свои блюда опробываю, — говорю.

Улыбнулся, правда, недоверчиво, однако не отказался. Если я угощаю, никто отказаться не может. Потом смущенно так стал приглашать, словно из благодарности, прогуляться вечером. А я возьми сдуру и согласись, жаль его стало. Только неужели, думаю, он свою развеселую компанию на меня променяет? Видела я их «контору» мельком в баре. Угощал он всех. Такие там висли на нем аристократки общипанные, как куры третьей категории. Синющие. Признаться, не очень я верила в это свидание. Тоже мне цаца, просадил, наверное, папины и мамины денежки, писать домой боится, думает у меня подлататься.

Смотрели мы в курзале что-то двухсерийное. Я сама билеты взяла, пока он мялся. Там один репортер в Африке паспорт обменял, будто бы погиб, а сам, Одиссей, от жены и детей убежал. И будто в этом его профессия была. Я так все поняла. А вообще нудное кино, но он смотрит, на меня внимания не обращает. Аж зло взяло, а встать и уйти не могу. Он ведь не держит. Не от кого вырываться. Он не то что другие, которые сразу заводят одно и то же: «Ах, какое у вас прохладное плечо, какая нежная кожа». А этот, будто ледяной, кино свое смотрит, только шепнул сквозь зубы: «Разве можно убежать от себя?»

— Ко мне нельзя, — отвечаю, — у нас хозяйка злая как собака.

Он только глянул на меня непонимающе. Я даже обиделась на него немного. Хоть бы обнял, как другие. Какой-никакой, а знак внимания, женщинам это так нужно. Очень уж он, видно, много о себе думает. Куда там.

Ночь тогда стояла тихая-тихая. Виноградные листья не шелохнутся, будто из жести вырезанные. Одуряюще пахла маттиола. Провожает он меня крутой улочкой в гору и говорит, говорит, говорит. Выспрашивает, будто я школьница, какое впечатление от фильма вынесла, поняла ли какой-то там поток сознания, какой-то экзистенциализм, трагичность своего бытия. «Туфли у нее хорошие были, — говорю ему назло, — вот что я вынесла». Он засопел и замолчал. И сразу слышно стало, как внизу где-то море шумит, далекий шторм начинается, свежестью повеяло. На открытой веранде танцы еще не кончились. Музыка такая душевная. Белый вальс. Мне почему-то так хорошо стало, так захотелось туда, к девчатам… «Слушайте, — взяла его за руку, — разрешите пригласить на танец вас и только вас».

Он остановился и загрустил, вижу, совсем.

— Вы много читаете? — спрашивает.

— А вы что, книжки со мной сюда читать пришли? — отвечаю.

— Странно, — говорит, — а у меня сложилось такое впечатление, будто у вас улыбка загадочная. Может, вы и брови ради моды выщипали?

— А как же, ради нее самой, — говорю ему в тон. — А вы уже думали, для вас страдала?