Читать «Перевод русского. Дневник фройлян Мюллер – фрау Иванов» онлайн - страница 30

Карин ван Моурик

Желание заказчика – святое дело. Мы организовали поездку и встретили Большого Якута в Париже, где он прежде никогда не бывал. Он был с виду милейший добряк, ростом едва доходил до моего плеча: ладненький, квадратненький – как человечек-плеймобиль. Его сопровождал заместитель: русский сибиряк, неповоротливый в движениях, широкий в плечах, ладонях и скулах, с неулыбчивым честным лицом и таким же, отметающим сомнения именем: Прохор.

Директор европейского филиала фирмы в глаза не видал ни эскимосов, ни якутов, ни русских сибиряков – ибо стоял на дворе девяносто третий год и до массового паломничества дельцов и туристов из России оставалось еще два-три года… Но угощал своих клиентов с истинно французским шиком – закатывал гурманские пиры, тщетно ожидая от гостей стонов и дифирамбов в адрес повара. Сибиряк ел молча, иногда только вскидывая брови – когда его рецепторы удивлялись неопознанному объекту, а бедный якут есть вообще не мог. Соусы, которыми славится французская кухня, он сразу обозвал блевотиной. Потому что для него еда – это еда в первозданном виде, в сыром. Еда должна быть ясной, распознаваемой, не перемолотой и не перемешанной. Он шептал мне в ужасе: «Я не смогу, никак не смогу это съесть. Пожалуйста, закажи мне лед. Большую миску со льдом». Тогда я потихоньку, не привлекая внимания, сообщала просьбу моего клиента официанту, и якутский чиновник закусывал льдом каждую ложечку, каждый кусочек проглоченной европейской еды, с невероятной скоростью схрустывая кубик за кубиком. Тут уж поневоле не только внимание нашего столика, но и всеобщее внимание бывало привлечено, тем не менее в каждом новом ресторане или маленькой кофейне наш гость не осмеливался открыто заказывать лед, и я должна была тайно, под шумок да на ушко, передавать его просьбу гарсону, после чего уже полресторана могло развлекаться этим невиданным зрелищем.

Надобно заметить, что одевался наш клиент очень элегантно, вместо галстука носил шейный платок. Ботиночки его блестели хорошей кожей, рубашечки выглядели точно сейчас из прачечной, но ни одним магазином он не заинтересовался: ни бутиком, ни киоском – кажется, не приобрел даже распоследнего магнитика в виде Эйфелевой башни. На саму башню мы, разумеется, полезли – как не полезть: часовых очередей из туристов там тоже еще не выстраивалось. Вышли на первой площадке – высота, красота, ветер… Ветер треплет волосы, наполняет твою грудь безотчетной радостью и сильным чувством весны, и кажется, что покачивает башню. А под тобой – прекраснейший из городов, объятый ярким шелком синего неба, обласканный золотом солнца…

Посетили, само собой, Нотр-Дам. Там господин из Якутии обнаружил в чаше воду, уточнил, святая ли она, и, получив утвердительный ответ, стал умывать лицо, шею и уши, сладко пофыркивая, так что все стали оглядываться.

Но где наш якутский гость? Вот Прохор строго глядит в сторону могилы Наполеона. А его шеф – нашла не сразу – стоит спиной к видам, вцепившись обеими руками в перила, опоясывающие по кругу стену шахты лифта, что внутри башни. Стоит, глядит в пол и трясется – без шуток! Лицо совсем побелело, глаза стеклянные… Шепотом, таким же умоляющим, каким просил в ресторане льда, умоляет меня сжалиться и проводить его вниз! А я ему говорю: «Подпишете контракт – тогда я помогу вам спуститься!»