Читать «Волхвы. Дилогия» онлайн - страница 377

— Здравствуй, гость желанный, здравствуй, дорогой наш путешественник! — радостно воскликнул священник.

— Здравствуй, брат мой милый! — ещё радостнее отвечал ему Захарьев-Овинов, обнимая его.

— Благослови меня, — вдруг прибавил он неожиданно для самого себя.

Чудным светом блеснули глаза отца Николая, когда он поднял руку для крестного знамения, благословляя этого дорогого, близкого его душе человека, который до сих пор ни разу не попросил его благословения.

Тогда Захарьев-Овинов, ещё раз крепко обняв отца Николая, подошёл к Настасье Селиверстовне с такой хорошей улыбкой, что она от неё вся так и просияла.

— Давно бы пора мне с вами познакомиться, — сказал он, крепко сжимая её руку. — Прошу любить да жаловать, ведь мы не чужие.

Настасья Селиверстовна совсем растерялась: и неожиданность та была велика, и страшновато ей стало, да и князь этот, который вот говорит ей, что они не чужие, всегда представлялся ей не только чужим, но даже и совсем сказочным, недоступным. А вот он перед нею, жмёт ей руку и так хорошо улыбается, и говорит так просто и ласково, по-родственному. Чудный он какой-то и совсем, совсем не такой, каким она себе его представляла.

— Ваше сиятельство, — растерянно шептала она, борясь с невольной своей робостью, с деревенской своей простотою и в то же время отдаваясь чувству, которое вдруг повлекло её к этому важному барину. — Ваше сиятельство… ах, да что же это такое? Неужто это вы?.. Как же это вы… такой?..

Он любовался её смущением, но быстро уничтожил его крепким пожатием своей руки.

— Какой же я такой, матушка? — весело спросил он.

Она уже стала совсем сама собою, смущение и робость её прошли, осталась одна радость, одно влечение к этому человеку.

— Простой, добрый да ласковый, хороший! — говорила она. — А красавец-то вы какой, князенька, молодой какой, чудно, право!..

Захарьев-Овинов звонко засмеялся и даже не заметил своего смеха, не услышал его. А между тем это был первый смех, первый весёлый смех в его жизни, после детства. Рука отца Николая была на его плече.

— Вот и хорошо, князь мой, вот все и ладно, — с таким же весёлым смехом воскликнул священник. — Совсем по нраву пришёлся ты моей Насте. А я-то думал: перепугается она, страшным ты ей покажешься!.. Да и показался бы страшным, — прибавил он, понижая голос и переставая смеяться, — если бы встретился с нею пораньше. Большая в тебе, мой князь, перемена, и перемена эта, по милости Божией, к лучшему. Так ли?

— Так, брат мой, так, — отвечал, тоже переходя от веселья к иным ощущениям, Захарьев-Овинов.

— Много перемен, много милосердия Божиего надо всеми нами, — сказал отец Николай. — Вот ты и у нас, князь, застаёшь праздник, большой праздник! Давно мы с Настей повенчались, а были друг дружке совсем чужими, и было то большим для нас горем. Теперь же вторично соединены мы с нею самим Богом, мир и любовь между нами… и радость великая.

Слова эти объяснили Захарьеву-Овинову всё. Теперь он понял, почему представлял себе жену брата совсем другою — она и была до сих пор «другая».