Читать «Розка (сборник)» онлайн - страница 108

Елена Викторовна Стяжкина

«Зато мы себя видим, да, детка? – он раскатисто засмеялся. – Поэтому – тридцать процентов. Не больше. Остальные пусть идут в таксисты, хот-доги пусть продают, массажи делают… Польза-польза и еще раз польза. Больше не надо. А то устроят тут нам город Солнца. От каждого по способностям, каждому по потребностям. И что?»

«Что?» – испуганно спросила она.

«Что? Марихуану выращивать придется, спирт, бордель и прочие взрывчатые вещества. Разнесут тут все к ебеням. Говорю же, они как дети…»

Он спросил: «Все ясно?» Она послушно кивнула, хотя был вопрос. Был вопрос, и она гордилась, что смогла сформулировать его в стрессовой ситуации на понятном Вовку языке. Она хотела спросить, сколько их всего в популяции, каков процент, ведь не тридцать же? Должно же быть меньше? Она хотела даже пошутить, что тридцать процентов – это не природа, это только в искусственной среде, в зоопарке может быть такое безобразие из слепых и невиданных зверей.

Года три Ольга Петровна держала этот вопрос наготове, но случай никак не выпадал. Старый Вовк помог ей избавиться от страха. Он попросил-приказал кафедральным, и Ольга стала читать безобидный курс «Болонская система и педагогика высшей школы». Одно и то же, оно и то же на разных факультетах и специальностях, семестрами, одно и то же – безобидное, скучное, ни к чему не обязывающее повторение никому не интересной и ненужной информации. Считалось, что это курс по выбору, что студенты сами записывались на него группами и факультетами. И хотя все знали, что это не так, что все курсы по выбору раздаются щедрой рукой в кабинете Старого Вовка – за былые заслуги, для поддержания штанов, для сохранения кадров – кафедральные считали свалившиеся от щедрот часы большим благом и были, кажется, даже благодарны.

Пикассо все еще оставался в списке со своей «Девочкой на шаре». Но сам список уже был для другого. Думалось, что если поработать над ним так, чтобы было качественно и по-особенному, то можно попробовать стать видимой. Предъявить его уместно, ярко, уверенно и тем обнаружиться в глазах странных людей, плачущих над запятой. Запятая эта въелась в мозг. Запятая как змей. Как пиявка, как сережка…

Ошарашенная словами Вовка, Ольга стала методично считать «своих» и «чужих», обнаруживая, что своих, Вовк прав, куда как больше, какое счастье, что больше. Коллеги по факультету уже не казались ей ядовитыми. Она радостно ощущала, что фиксируется их сетчаткой, их кожей, их сплетнями и поздравлениями с днем рождения. Она у них была – в поле зрения и вообще. А те, другие, то ли не попадались, то ли хорошо маскировались, то ли водились теперь только среди студентов. Но все равно, все равно… Ольга ощущала опасность. И поэтому обновляла и укрепляла список. И думалось еще, что если все получится, если она сумеет, справится и вдруг – однажды, случайно, неожиданно и как будто даже без подготовки – вырвется из мира невидимых, и переход этот будет зафиксирован как окончательный всеми этими, «плачущими над запятыми», то не придется больше умирать. Умирать так часто, как она привыкла.