Читать «Давно, в Цагвери...» онлайн - страница 9

Этой зимой бабушка научила меня читать, и сейчас я прилежно всматриваюсь в бросающиеся в глаза яркие вывески; громадные цветные буквы послушно складываются в знакомые слова, словно кто-то невидимый шепчет их у меня над ухом: «Фрук-ты», «Ви-но», «Чу-чхе-лы» — и мне это кажется необъяснимым чудом.

Я почти не слушаю бабушку, а она, увлекшись воспоминаниями, рассказывает, что раньше, до войны и революции, Плехановский проспект назывался Михайловским. Это была самая людная улица Тифлиса. Потом, в годы войны, как и другие улицы, она стала скучной и серой, а теперь вот снова ожила…

Замедляя шаг, то и дело останавливаясь, я читаю по складам красные, радужные, золотые буквы: «Ки-но «А-пол-ло»… Не-сра-внен-ная Мэ-ри Пик-форд…» Но бабушка, которую, наверное, утомила медлительность нашего путешествия, вдруг решает меня напугать:

— Идем же, Ли! А то дядюшка Котэ закроет на обед, и останешься ты с носом!

Такая угроза не может не подействовать — я бегу сама и тащу бабушку за собой:

— Скорее, скорее!

Но вот она наконец, заветная лавочка! И все в ней на месте: и лукавые зайцы в разноцветных камзолах, и зазывно улыбающаяся принцесса, и шоколадные бомбы в серебряных обертках. Но сегодня, в ветреный сумасшедший день, обычно набитая маленькими лакомками, уставленная цветами кондитерская почти пуста: только две незнакомые мне девочки, аппетитно облизываясь, доедают пирожные.

За прилавком горой возвышается важный, толстый и розовый, с глазами-изюминками, словно вылепленный из сливочного крема дядюшка Котэ. Он в свеженакрахмаленном халате и в белой же, словно у доктора, шапочке. Из-под глянцевито-черных его усов светятся в доброй улыбке сахарные зубы.

Дядюшку Котэ обожает вся ребятня Тифлиса: он великолепно изучил вкусы своих маленьких клиентов, всех знает по имени, знает, кто из них что любит, и относится к ним с подчеркнутым почтением, так же как к взрослым посетителям. И это подкупает.

— Гамарджоба, Валико-гэнацвале, прахади, пажалста! — вскидывая руки, провозглашает дядюшка Котэ воркующим баском, да так торжественно провозглашает, словно перед ним не замурзанный мальчонка с зажатыми в ладошке скромными пятачками, а сам шах персидский. — Двэсти граммов орэхов, дарагой? Пажалста, дарагой… Самые лучшие для тэбя! Кушай на здоровье, гэнацвале…

Так он встречает каждого.

И мою склонность к марципановым зайцам тоже помнит дядюшка Котэ и всегда преподносит мне самого расписного, самого яркого — даже жалко отгрызать такому красавцу ухо или хвост.

И сегодня, увидев в дверях кондитерской нас с бабушкой, дядюшка Котэ улыбается во все свое полное веселое лицо и в радостном восхищении хлопает ладонями по толстым бокам.