Читать «Давно, в Цагвери...» онлайн - страница 8

Наталья Львовна Туманова

Что же выгнало нас на улицу в такую непогоду?

Мои просьбы?

Любовь бабушки?

Наверно, и то и другое.

Пробиваясь сквозь ветер, наперекор воле Сурб Саркиса, мы спешим на другой берег Куры — в гости к дядюшке Котэ. Конечно, мы могли бы зайти в другую кондитерскую, они есть и на проспекте Руставели, но мне обязательно хочется к дядюшке Котэ, он такой добрый и приветливый, и потом — я уверена, — у него самые вкусные на свете марципаны.

Напрасно отговаривала нас мама от небезопасного путешествия. Однажды, напоминала она, в такие же вот ветреные, мартовские дни весь город взбудоражила трагическая весть — какую-то слишком отважную невесомую старушку с ее вывернутым наизнанку зонтиком и черной траурной вуалькой Сурб Саркис запросто перебросил через перила моста в Куру.

Но мне так хотелось погулять! Вчера весь день я не давала покоя ни маме, ни бабушке — просила, ворчала, хныкала. Меня даже не тянуло повидать друзей; напрасно снизу, со двора, Васька строил мне выразительные рожи: спускайтесь, мол, с Гиви потихоньку; напрасно Амалия, поднявшись на балкон, с дико вытаращенными глазами рассказывала про страшных жуликов, которых ночью будто бы ловил во дворе ее дорогой хайрик Тигран, — никакие россказни и новости не могли меня развеселить.

Единственный человек, которому я боялась признаться в своем желании, — папа. Ему не нравится, что я люблю сладкое, он дразнит меня сладкоежкой и пугает, что в конце концов у меня испортятся все зубы: «И будешь шамкать, как старушка!»

Он уже не раз выговаривал бабушке: «Ну зачем вы, Ольга Христофоровна, приучаете ребенка к сладостям? Это по меньшей мере вредно!» А бабушка возражает грустно и мягко: «Но, дорогой Лео… ведь за все свое детство Ли ничего, кроме гнусного сахарина, не пробовала. Хочется чуть-чуть побаловать ее!»

Я притворяюсь, что не слышу их пререканий, и, зажмурившись, словно наяву вижу дядюшку Котэ и его марципановых зайцев в ядовито-зеленых и красных камзолах, вижу марципановую принцессу с крошечной короной на голове, в широченной, кринолином, юбке. Я вижу ее как живую: она стоит в центре витрины заветной лавочки, окруженная свитой этих самых зайцев, такая хорошенькая, аппетитная, со своим аккуратно вздернутым носиком, чем-то напоминающая мою Катю.

И вот наконец, после долгих пререканий с мамой и тайком от папы, мы с бабушкой отправляемся в поход. Идем, несмотря на то что разъяренный Сурб Саркис рвет и мечет — того гляди, и впрямь столкнет нас в Куру. Но мы мужественно преодолеваем барьеры ветра и пыли и наперекор воле Сурб Саркиса оказываемся на другом берегу.

Плехановский проспект длинный и нарядный, на каждом шагу мелкие лавочки и шикарные магазины, рестораны и винные погребки, откуда тянет запахом яблок и кисловатой терпкой прохладой.

Сурб Саркис бушует здесь не с такой злой яростью, как только что на мосту, и мы с бабушкой идем медленнее, с любопытством поглядывая по сторонам. На проспекте шумно и оживленно: один за другим проезжают щегольские фаэтоны с поднятыми от ветра и пыли верхами, лошади звенят бубенчиками и металлическими бляшками сбруи, возле кафе и парикмахерской фланируют надменные черноусые франты с инкрустированными тросточками, бегут, размахивая газетами, мальчишки, кричат пронзительно и весело: «А вот «Заря Востока»! Па-аследние новости! Чемберлен бряцает оружием. Читайте, читайте! Арестована шайка бандитки Громовой! Вновь а-аткрыт ресторан «Орион»!»