Читать «Правдивая повесть о мальчике из Кожежа» онлайн - страница 48

Хачим Исхакович Теунов

— Добрый день, Ахмед, — ответила она. — С приездом! — и протянула свою маленькую загорелую руку.

Поздоровался и Барасбий.

В ее живых глазах, оттененных длинными ресницами, я не увидал радости, хотя. Марзидан и была приветлива.

Барасбий — молодой человек среднего роста, стройный, крепкий, сильный. На нем все было красиво. Но сейчас он казался несчастным. Щеки его горели, а ясные глаза из-под черных бровей глядели виновато, и сам он держался неуверенно.

«Надо было пройти мимо», — подумал я и подал руку, чтобы распрощаться.

— Куда ты торопишься? — спросила Марзидан.

— Домой.

— Нам по пути. Пойдем до клуба вместе.

Марзидан возобновила прерванный мною разговор.

— Не могу понять, почему ты советуешь мне бросить танцевальный кружок? — обратилась она к Барасбию.

— Я это к тому, Марзидан, что тебе надо сдавать экзамены в педагогическом институте.

— Так ли это? — Девушка испытующе посмотрела на инженера. — Страшно не люблю неискренность!

— Правда, и мать моя…

Марзидан перебила его:

— По какому праву она должна вмешиваться в мои дела?

— Ты же знаешь: слухи, кривотолки…

— Вот как?!

Марзидан умолкла и больше не произнесла ни слова, пока мы не дошли до клуба.

Холодно распрощавшись, я отправился домой.

Теперь было понятно, почему Марзидан только изредка отвечала на мои письма из Москвы.

Вечером пришел Володя Тимижев, мой двоюродный брат, — насмешник и острослов. Володя выкладывал одну новость за другой.

— А инженер Барасбий сделался шефом Кожежа. По его проекту построили нашу гидростанцию.

— Это хорошо, — сказал я рассеянно.

— Да, конечно, — согласился он. — Но хорошо ли для тебя, братик, что Бидоков каждую субботу приезжает к нам издалека танцевать в кружке, которым руководит Марзидан?..

УГУРЛЫ — ЗНАЧИТ ДОБРЫЙ

Среди благоустроенного нарядного села с его новыми домиками и ярко-красными кирпичными оградами наш двор выглядел не только старомодным, но и по-сиротски заброшенным.

Плетень вокруг усадьбы накренился, а кое-где и повалился на землю. Входные ворота были убоги, что с первого взгляда каждому было ясно: в этом доме нет мужчины.

С моим приездом столь малоприятная примета двора Наурзоковых должна была исчезнуть.

Утром после завтрака я взял топор, пилу и направился во двор. На пороге меня остановила диса.

— Сынок, сходи проведай жену Угурлы́,— тихо сказала она, — вырази ей соболезнование…

Весть была столь неожиданной, что я воскликнул:

— Не может этого быть!

— Да, сынок, это так. В свой час каждому предстоит это…

Я, как потерянный, дважды выходил во двор и возвращался в комнату, не находя себе места.

Стиснув в одной руке топорище, в другой — пилу, я присел на табуретку. С поникшей головой сидел я, все полнее осознавая горечь сказанного дисой.

Угурлы! Добрейший из добрых, мудрейший из мудрых, благороднейший из благородных — только так можно сказать об этом человеке.

Я вижу его, высокого, широкоплечего, с открытым прямым лбом, ясным лицом и глазами, в которых сама доброта и сердечность. Имя его — Угурлы — как нельзя больше соответствовало его натуре. Угурлы — значит добрый.

Белая бородка клинышком. Седые усы молодцевато подкручены. Кожаный передник на груди, на ногах кирзовые сапоги, на голове черная папаха, большие руки с широкими ладонями и крепкими пальцами. Неутомимый, жадный на работу кузнец. Таким был Угурлы.