Читать «Правдивая повесть о мальчике из Кожежа» онлайн - страница 28

— У Ахмедки снова тройка по русскому, — сокрушенно сообщила Анна Сергеевна мужу, проверив мой дневник.

Леонид Петрович издал какое-то неопределенное междометие.

Я стою у окна мрачный и сердитый. И, конечно, предаю анафеме Николая Феофановича, который, как мне кажется, с огромным удовольствием выводит тройки в классном журнале и в моем ученическом дневнике. По литературе я могу ответить точь-в-точь, как сам Николай Феофанович рассказывал на уроке. Тогда, знаю, получу «пять». А с русским письменным ничего не получается. И вот пожалуйста, неси домой эту рогастую тройку…

— Не огорчайся, кан мой. Одолеешь и этого Бармалея, — пытается ободрить меня Леонид Петрович.

— Леня, — протестует Анна Сергеевна, — он уже в девятом классе! Если и в аттестате зрелости будет такая оценка…

Не закончив, она в волнении поднимается и выходит из комнаты.

— А ведь Анна Сергеевна права, — мягко говорит аталык.

Конечно, она права. Но что же мне делать? Как я ни стараюсь, продолжаю спотыкаться. Николай Феофанович красными чернилами исправляет мои «нововведения» в русском языке и всегда ставит тройку.

— Не умеешь, Наурзоков, правильно строить предложения, — добавляет преподаватель.

Я в отчаянии. Меня охватывает страх, что никогда не смогу по-настоящему овладеть русским языком.

— Овладеешь, Ахмед, — успокаивает меня аталык. — Знания — дело наживное. Только не надо опускать рук. Вот послушай, что было со мной. В 1922 году, когда я впервые приехал из Москвы в разоренную войной и задыхавшуюся от невероятной засухи Кабарду, я растерялся. По правде говоря, людям было не до меня с моими научными поисками. К тому же я не знал кабардинского языка, местных особенностей. Не нашел и человека, который мог бы стать помощником или переводчиком. Говоря иными словами, я не нашел того, кто мог бы меня связать с народом и его культурой. А без этого невозможно было проводить задуманную работу. Вот тогда меня охватило отчаяние. Я уже готов был бежать из Кабарды и вернуться в Москву. Но какой-то внутренний голос говорил мне: «Нет, это не выход, дружище, это глупо!» Я долго терзался, обдумывая, что делать. Вспомнились чьи-то слова: нерешительный человек вроде незакаленного меча. Лучше один день быть человеком, чем целые годы его тенью. И тогда я пошел к секретарю обкома партии. А потом…

А потом вот что было.

Секретарь обкома посоветовал Благонравову познакомиться с только что окончившим учительские курсы Кургоко Наурзоковым, который увлекался устным народным творчеством.

— Он будет вам хорошим помощником, — сказал секретарь. — Я дам вам рекомендательное письмо.

Так молодой этнограф Благонравов появился в Кожеже.

Войдя в дом, он сказал хозяину:

— Я к вам, товарищ Наурзоков, — и подал небольшой пакет.

Усадив гостя, хозяин прочел письмо, в котором секретарь обкома просил оказать помощь и содействие этнографу Благонравову.

— Рад иметь такого гостя! — сказал хозяин. И, чуть краснея, добавил: — Я тоже имею пристрастие… — Он запнулся, решив, что выболтал лишнее, так как он занимался не этнографией, а фольклором, и то дилетантски.