Читать «Терская коловерть. Книга третья.» онлайн - страница 9

Анатолий Никитич Баранов

— Я помои нонче еще не выносила. Небось под нары сунул да и запамятовал. Пошаборь под нарами, разуй глаза–то, — посоветовала Стешка и вдруг ни с того ни с сего расхохоталась.

— Спятила, что ли? — хозяин с тревогой взглянул на свою разрумянившуюся от печного жара супругу. Та в ответ обессиленно замахала руками:

— Ой, не могу!

— Тю на нее, — обиделся Денис, вытирая мокрую руку о штанину. — С чего энто тебя разбирает?

— Денисушка, черт репаный! — давясь от хохота, произнесла Стешка, — а ты ить вчера того… помоев наелся.

— Чаво? — удивился Денис.

— Ха–ха–ха! Ой, моченьки моей нету! — взвизгнула Стешка. — Вместо борща, старый ты хрен, — охо–хо–хо! — помоев, тех что я поросенку парить поставила, нажралси–и…

— Гм… — Денис встал с нар, подошел к чугуну, поворошил его содержимое мешалкой и, плюнув, заковылял в одном маче в сенцы.

— А что я тебе говорил, Стеша, — обернулся он в дверном проеме, — я ж говорил — нескусно… — он хлопнул дверью, и тотчас в сенях раздался грохот упавшей ступы, отчаянный визг кобеля и сердитый голос хозяина:

— Соленого тебе! Чтоб ты подох, проклятый… Крутится под ногами. А они, черти, от электричества отказываются… Ну и жрите вместо борща помои в темноте.

Он долго еще доказывал кому–то про несознательность отдельных «алиментов», но вот дверь снова распахнулась.

— Вот гляди, — Денис протянул жене изгрызенный мач. — Пошел в сени поискать какой–нибудь обносок, когда слышу, Абрек наш чтой–то смокчит. И когда он, холера, в хату пробрался?

— Да, должно быть, в тую пору, как я до ветру ходила, — догадалась Стешка, вытирая выступившие на глазах от смеха слезы. — Ты зачем припожаловал–то?

— На тебя поглядеть.

— Бреши больше. Неначе знов уволочь что–либо из дому в свою коммуну? На базу уже, как на току, — все подчистую подмел, даже граблей не осталось.

Денис промолчал. Усевшись на нары, стал ладнять к другой ноге испорченный собакой мач.

* * *

Утро выдалось даже для мая необычайно яркое, веселое. Зеленеющий за Тереком лес прямо–таки захлебывался соловьиным свистом.

— Ишь, как разорались, нечистые силы, — проворчал Денис, поправляя на впряженной в телегу лошади веревочную шлею. — И чему радуются?

— Весне, наверно, дядька Денис, — улыбнулся в ответ Казбек. Он уже уселся на телегу и, щурясь от солнца, с восхищением глядел на выступающие словно из терской чащи бело–розовые пики Кавказских гор. Не часто их приходится видеть в обычные дни из–за большого расстояния.

— А чего ей радоваться? — вздохнул Денис, усаживаясь рядом со своим гостем и беря в руки вожжи.

— Как чего? — удивился Казбек, отрывая взгляд от далеких горных вершин и переводя его на соседа. Он бледен и худ, в его рыжеватой бороде застряла соломинка. — Все так свежо, так весело. Вон гляди туда, — он показал рукой на церковную ограду, — как акация расцвела.

— Осыпется… — махнул тощей рукой Денис и еще раз вздохнул. — Отцветет — и как ее и не было той акации. Все тлен на этом свете. Ты думаешь, чего их там расхватывает? — ткнул он пальцем в сторону Терека, из–за которого доносился соловьиный гам. — Чтобы нас с тобой услаждать? Черта лысого. Им до нас нету никакого дела. А поют они по надобности своего естества, так мне говорил зоотехник из району. Самцы, стало быть, перед самками фасон держат. Дескать, вот какие мы горластые да красивые. Энто как на игрищах наши казаки перед казачками. На носках «наурскую» пляшут, покель не женются. Я сам, бывалоча, выламывался копеечным карандашом перед своей оглоблей. И чего дурак, старался? Тьфу! Все обман и притворство. И жизнь обман. Тебе кажется, что ты живешь, а тебя, оказывается, и не было вовсе: промелькнул звездочкой в ночном небе, и следа не осталось. — Сделав это грустное заключение, Денис встряхнул вожжами, и лошадь, такая же худая, как ее хозяин, неохотно поволокла рассохшуюся телегу через станичную площадь, слева от которой стояла церковь, а справа — сельский совет, бывшее казачье правление.