Читать «Терская коловерть. Книга третья.» онлайн - страница 51

Анатолий Никитич Баранов

Но Трофим уже его не слушал. Взнуздав коня, он вскочил на его лоснящуюся от сытости спину и охлюпкой поскакал к протекающей в версте от хутора Невольке.

… Что–то сладостно–тревожное есть в моздокской бурунной степи. Чувство такое, словно затерялся ты один–одинешенек посреди этих неохватных просторов и нет до тебя дела никому на всем белом свете. Только с такого же неохватного неба смотрит на тебя парящий степной орел, явно сожалея, что ты не заяц и даже не суслик, которым можно пообедать, да катится по своей раз и навсегда проложенной дороге огненное колесо равнодушного к твоим переживаниям солнца. Для кого цветут в этой пустынной степи огненные маки? Перед кем склоняется серебристый ковыль? Может быть, вон за тем барханом покажется в степном однообразии что–то новое, не такое грустное? Но проплывет мимо песчаный курган, поросший гребенчуком и Иван–чаем, и снова перед глазами уходящая за горизонт волнующая, таинственная даль, седая, как старуха, — от ковыля, и румяная, как молодица, — от маков.

Степь да степь кругом — путь далек лежит,

— затянул Кондрат, видимо, поддавшись влиянию окружающей природы. Он сидит, развалясь, в задке тачанки вместе с женой своей Прасковьей и затуманенными радостной грустью глазами глядит не наглядится на преображенную июнем родную землю. Правящий лошадьми Трофим повернул на родительский голос улыбающееся, круглое, как у матери, лицо.

— Кубыть, не казачью, папаня, песню завел, — сказал он, прищурясь.

— Кто–зна, чья она, — оборвал песню отец. — Казаки, они ить сюда не из Турции пришли и не с луны свалились. Они ить из России на Терек переселившись. Стало быть, и песни того… Вот слухай.

Из–за лесов дрему–учих казаченьки идуть,

— снова запел Кондрат.

И на руках могу–учих носилочки несуть.

— Чья энта песня? — устремил он смеющийся взгляд на сына.

— Наша казачья, — уверенно ответил Трофим. — Ее по всему Тереку казаки поют.

— А вот и нет, — рассмеялся отец. — Я как–то с нашей сотней стоял в одной воронежской деревне и слышу мужи́чки спевают эту песню, тольки чуток на другой лад. Оказывается, был когда–то в Архангельской губернии знаменитый разбойник — запамятовал его имя. Грабил он на лесных дорогах богатых купцов и ихнее добро раздавал бедным людям. Любил его очень за то народ и оберегал всячески от царских стражей. Но не уберег. Убили его однажды, и народ сложил по нем песню.

— Чтой–то вы, казаки, не ко времю распелись, — вмешалась в разговор мужа с сыном Прасковья, распахивая на груди концы цветастого, как степь, платка. — Еще, кубыть, обедня не начиналась. Погоняй–ка, Трофимка, а то в церкву опоздаем.