Читать «Терская коловерть. Книга третья.» онлайн - страница 266

— Я тебе больше не отец. Ты опозорила род Андиевых, изменив своему мужу и связавшись с нашим кровником, и твоя нога больше никогда не переступит порога моего дома, — с этими словами Данел захлопнул дверь. А Млау, уткнув лицо в овчину и глуша в ней рыдания, побрела прочь от неприветливого отчего дома.

В небе ярко горели взбодренные легким морозцем звезды. Под ногами поскрипывал выпавший с вечера снежок. «Кахпай! Кахпай!» , — казалось, твердил он ехидно, сопровождая каждый шаг несчастной женщины. Куда же ей теперь идти? К кому обратиться за помощью в этом ставшем для нее с некоторых пор чужим хуторе? И тут она вспомнила дальнего своего родственника Чора. Вот кто не оставит ее в беде.

Старый бобыль действительно не только не отказался впустить в саклю нарушившую адат родственницу, но с первой же минуты встречи с нею проявил кипучую деятельность по созданию для нее хоть каких–нибудь удобств в своей жалкой, продуваемой всеми ветрами лачуге. Первое что он сделал, это уложил в постель вконец измученную женщину, ласково приговаривая, укрыл ее поверх дырявого одеяла такой же дырявый буркой. Потом принялся растапливать стоящую посреди сакли тоже дырявую железную печку.

— Сына сперва… ради святых… — взмолилась Млау из–под бурки, стуча зубами и дрожа всем телом от охватившего ее вдруг озноба. — Пупок перевязать…

— Сейчас, сейчас… — отвечал ей Чора, высекая кресалом искру на трут и поднося последний к торчащим из печного зева пучкам бурьяна. — У меня не семь рук, вначале тепло сделаем.

— Он может задохнуться… — не унималась мать, порываясь сбросить с себя бурку и дотянуться к завернутому в шубу своему ребенку.

— Лежи! Лежи! — прикрикнул на нее Чора, стоя на четвереньках перед печкой и раздувая занявшееся в ней пламя. — Живой он — я уже смотрел. Та–к… вот уже разгорается.

В самом деле, внутри печки затрещало и тут же загудело пламя, устремясь по ржавой, выведенной в окно трубе к ночному холоду. И сразу по хибарке заструилось во все стороны благодатное тепло.

Чора поднялся с колен, удовлетворенно потер руки, затем вытер их об полы своей изношенной черкески и только после этого решил заняться новым своим родственником. Стараясь не глядеть на него, дабы не сглазить на радость чертям в самом начале жизни, повивальный дед развернул полы шубы и приступил к действиям, за которые (подгляди их только кто–либо в окно) ему не было бы прощения от сограждан–хуторян ни на этом, ни на том свете. Прежде всего он вынул у себя на груди газырь, опрокинул его над ладонью. Из нутра газыря вывалился моточек суровых ниток и несколько рыболовных крючков. Крючки он снова высыпал в газырь, а ниткой крепко–накрепко перевязал младенцу пуповину. Затем снял со стены кинжал, поточил его обломанное на целую треть лезвие на своей шершавой, как наждак, ладони и отхватил им излишки пуповины. Проделав эту несложную операцию, новоявленный акушер достал из стоящего под нарами сундучка старую латаную рубаху, разорвал ее на две половины. Одной половиной обтер красненькое сморщенное тельце ребенка, другой — замотал его наподобие пеленки и осторожно подсунул под бурку к материнской груди: