Читать «Терская коловерть. Книга третья.» онлайн - страница 173
Анатолий Никитич Баранов
— Опять приперся? — уставился он в сына недобрым взглядом.
Ухлай поднялся на ноги.
— Ай–яй–яй, — укоризненно покачал он головой, — что за вульгарное обращение. Любимый сын приходит к дорогому отцу, чтобы отдать ему свой сыновний долг, а…
Но старший мастер и на этот раз не дал ему договорить.
— Последний раз говорю, убирайся отсюда и не появляйся больше. И не смущай моих ребят. Одного куда–то уже спровадил, теперь за другого взялся?
— Пардон, папан…
— Упардонивай отсюда, пока я тебе не проломил твою блатную башку, — взорвался старший Завалихин и нагнулся в поисках подходящего для исполнения угрозы обрубка.
* * *
В тот же день, терзаясь в душе, он пошел в отделение ОГПУ. С глазу на глаз рассказал начальнику, своему бывшему квартиранту, о домогательствах старшего, непутевого сына, попросил «принять меры».
— А то он, сукин сын, одного уже свел неизвестно куда, и другого может сбить спонталыку. Я когда проходил мимо, слышал, как он его подговаривал куда–то ехать, — скривил Завалихин свое широкое, безволосое лицо в гримасе душевной боли. — Эх–ма! Растили с матерью, надеялись, что человеком будет. Федьке–то какой пример? И в кого он такой уродился? У нас в роду уркаганов сроду не было.
Степан слушал, не перебивал, и в памяти оживали события того давнего зимнего дня, когда он с женой перебирался с хутора в завалихинский дом. «А ну, Сенька! Чего зря ноги морозишь? А ну, слетай в лавку», — крикнул тогда хозяин дома своему сыну, получив от квартиранта рубль на водку, и Сенька, на плечах у которого вместо рубашки, висел голубой казачий башлык, замелькал красными пятками по заснеженной улице. В награду за оперативность он получил в тот день от родителя полстакана водки. Немудрено, что при таком воспитании из Сеньки не получилось «человека» в понимании супругов Завалихиных.
Пообещав «принять меры», Степан проводил Завалихина и, вызвав к себе Афанасия Подлегаева, передал ему содержание только что состоявшегося разговора.
— Трофима — под особое наблюдение, — предупредил он сотрудника, прежде, чем отпустить его из своего кабинета.
* * *
Дядя и в самом деле оказался больным человеком. Он даже не встал с постели, когда Трофим в сопровождении Ухлая вошел к нему в номер, один из лучших, имевшихся в гостинице.
— Так, говоришь, летчиком хочешь стать? — спросил он, скосив глаза на добровольного курьера. Голова у больного костистая, черная, с большими пролысинами на морщинистом лбу, покрытом мокрой тряпкой — наверно, от повышенной температуры.
— Ага, хочу, — поспешно ответил Трофим, все еще не веря, что этот заболевший дядя может оказать ему содействие в осуществлении его давней мечты.
— Хорошее дело, — улыбнулся больной, обнажив длинные прокуренные зубы. — А я вот, кажется, отлетался, — вздохнул он, прикасаясь к тряпке маклакастой рукой, покрытой черными блестящими волосами. — Ну да как бог даст. Жаль вот только сам брата не повидаю. Брат у меня бо–ольшой человек! Тебя как звать?
— Трофим.
— Вот я и говорю, Трофим, как приедешь в Москву, ты сразу, значит, к нему. Передашь гостинцы и скажешь: так, мол, и так: имею желание стать летчиком, помогите мне устроиться в ихнюю школу или как там она называется… У него в столице такие связи — он в миг тебя кем угодно сделает. Деньги у тебя на дорогу есть? Ну да откуда… — больной пошарил рукой у себя под подушкой, кряхтя достал бумажник. — Вот держи двадцать рублей: до Москвы хватит с лихвой, а остальные брат отдаст на месте.