Читать «Терская коловерть. Книга вторая.» онлайн - страница 47
Анатолий Никитич Баранов
— Ну и нашли?
— Чуток нашли.. Тихона Евсеича посля того в моздокскую тюрьму отправили. И вот ты погляди, как везет иным людям, — Денис завистливо покрутил головой. — Сам, можно сказать, сгинул, а память о себе в народе оставил.
— Какую память?
— А такую. Дереву, тую самую, под которой нашли энти буквы, с той поры «богомазовой» зовут. Ей-инстинный Христос, своими ушами слыхал, так и говорят: «Пойдем, Нюрка, посидим под богомазовой акацией». А ты говоришь...
Денис вздохнул, снял с головы шапку и отер со лба рукавом чекменя обильно выступивший то ли от жары, то ли от огорчения пот.
— У тебя, ма халар, тоже память есть, — прищурился Данел.
— С чего ты взял? — встрепенулся Денис.
— А ирдань, в которой ты крестился зимой, разве не назвали твоей фамилией?
— Как же, назовут — подставляй карман шире, — болезненно усмехнулся Денис. — Весна пришла, лед снесло к ядреной матери — и нет ее, ирдани. Зря только муки терпел... Или взять арбузы... Всех задарма наделял семенами: сажайте, мол, люди добрые, — не жалко, только называйте арбузы «невдашовскими», сорт, дескать, такой. Так что ж ты думаешь, и с ними мне дюже не повезло.
— Да ладно бы вам, папаша, рассказывать про всякое. Неинтересно ить, — поморщилась казачка.
— А ты не ладняй к стенке горбатого и не встревай в мужской разговор, — огрызнулся отец, и дочка недовольно отвернулась в сторону.
— Год, что лича, выдался дурной или сглазил кто мои арбузы, — продолжал Денис свой грустный рассказ, — а только повырастали они у всех с хренову душу: корявые, желтые, сморщенные — страм один, а не арбузы. Как–то встрела меня Недомеркова Агафья. «Чтоб тебе, Денис, такая смерть была, как эти арбузы», — говорит, а у самой губы трусются. Это мне, стал быть, вместо благодарностей...
В это время поднялась полосатая жердь, и тележный поток хлынул через железнодорожный путь. Затарахтели по деревянному настилу колеса, зацокали копыта, зазвенели на мохнатых шеях верблюдов медные колокольца.
— Кондрат тоже приедет на ярмарку? — крикнул Данел вслед Денисовой телеге.
— А то нет, — обернулся Денис. — Только он, должно быть, на станцию поначалу завернет.
— Зачем на станцию?
— Там наших «крестиков» седни на войну провожают. Я ить тоже сейчас туда: надо проводить кума свово Ивана Бучнева. Он хучь не казак, а тоже человек. Но! Холера тебе в бок, — прикрикнул Денис на лошадь и взмахнул кнутом.
Данел вернулся к арбе.
— Завернем и мы на станцию, — оказал он своим спутникам.
Первое, что бросилось в глаза Казбеку при въезде на запруженную людьми и телегами привокзальную площадь, — это большая красочная картина, наклеенная на стене вокзала. На ней изображен донской казак с Георгиевским крестом на груди и длинной пикой в правой руке, на которой, как шашлык на шампуре, нанизаны скорчившиеся немцы в железных с высокими шишаками шлемах. Перед картиной стояло несколько пожилых бородатых солдат с крестами вместо кокард на фуражках. Они хмуро поглядывали на бравого казака и вели между собой неторопливый разговор.