Читать «Платонов тупик» онлайн - страница 79

Михаил Макарович Колосов

Закончив не спеша сажать капусту, мужики принялись за прополку, хлеб пололи. Озимые почему-то оказались сильно засоренными, будто назло немцам полезли осот, сурепка, даже не видно было пшеницы — сплошные желтые цветочки. Пололи хлеб руками — рвали сорняки и выносили на дорогу. Осот надо было вырывать с корнем, поддевая руку под нижние листья у самой земли. А он колючий, как ежик, не всегда и подберешься к его стеблю, чтобы не наколоть руку. Но мужики приспособились быстро. Ногой валили куст набок и ножом подрезали стебель пониже. Так расправлялись с большими кустами, а маленькие совсем не трогали, тем более что с дороги они не видны, а в глубину приходивший замерять прополотое бригадир никогда не заходил.

Васька с сурепкой тоже обращался деликатно — срывал верхние цветочки, чтобы не маячили да с дороги не были видны. Оглянулся на Платона — не заругал бы тот за такую работу, но, к удивлению своему и радости, увидел, что и другие, в том числе и сам Платон, рвали одни цветочки. «А чего в самом деле стараться? — сказал себе Васька. — Будто эта пшеница нашим достанется! А немцы пусть пожнут сурепку».

После такой прополки дня через три все поле снова пожелтело от новых побегов. Но этого уже никто не видел: немец в поле не ездил, а бригадир считал свое дело сделанным и тоже туда не заглядывал.

Потом началась уборка сена. Убирали какую-то сеяную траву — то ли эспарцет, то ли суданку. Васька не разбирался в этом деле. Из всех сеяных трав он знал только люцерну да клевер, да и то не очень различал их и часто путал: у них, казалось ему, одинаковые круглые сочные листочки и пушистые красные, будто пуховички, цветы. Дикий клевер рос на пустырях, и он рвал его в большом количестве, когда держал кроликов; клевер этот, как и листья белой акации, кролики очень любили. Но то, что они убирали сейчас, не было ни клевером, ни люцерной — стебли ровные и высокие, похожие на пырей. Косили траву двумя конными сенокосилками и косами вручную. А когда сено подсохло, Ваську посадили на конные грабли. Простые такие, похожие на двуколку, только железные, и вместо мягкого сиденья было приварено на высокой стойке железное седло. Снизу под седлом прикреплено множество проволочных дугообразных зубьев. Когда Васька нажимал ногой на педаль, зубья эти поднимались вверх.

Сел Васька на грабли, дернул вожжами: «Но!» — лошадка послушно повиновалась. Оглянулся — подбирают зубья сено. Когда набралось порядочно, нажал на педаль, зубья — вверх, а сено осталось на земле круглым красивым валком. Работенка была ничего, интересная даже, и лошадка смирная, послушная. Васька любил животных, давал ей отдохнуть, поглаживал по мягкой шее рукой, говорил ей ласковые слова.

Сгребли сено сначала в валки, потом в копны, а потом начали свозить его в одно место. Но не скирдовали, а так, валили как ни попадя в большую кучу. На другой день поняли, в чем дело: сюда пригнали большой, похожий на комбайн, красный пресс и движок. Пресс был новенький — видать, прямо с завода — от него еще краской вовсю несло, как от скипидарной бочки. Вместе с прессом объявились и два немца: один в засаленном военном френче и в сбитой на затылок пилотке — механик, а другой с винтовкой за плечом и в каске. Этот — для охраны. Солдат лениво прохаживался вокруг агрегата, из любопытства заглядывал в пресс, наверное, тоже впервые видел такую машину, а потом отошел подальше, расставил широкие ноги в сапогах-раструбах и стал наблюдать за всей панорамой издали.