Читать «Трехчастная модель, или представления средневекового общества о себе самом» онлайн - страница 114

Жорж Дюби

Торжество было полным. Это и тревожило больше всего: король Франции сдался в свой черед. Не сознавая того, король становился князем Иль-де-Франса. Он стал вести себя как другие князья. Как долгое время, до коронования, вел себя его отец. С 993 г. Роберт занимался реформированием Сен-Дени. Он воображал, будто делает это как король. В 1008 г. в грамоте, жалованной аббатству, он выражался так, что его можно было принять за наследника добрых Каролингов: он обращался взглядом к Карлу Лысому, обвинял последних королей старой династии в пренебрежении к мученику и в попустительстве проникновению «мирской роскоши» в монастыри. Он говорил как суверен — как он то сделал в 1006 г., подтверждая привилегии Феканского монастыря, не входившего в его regnum. В частности (и здесь епископы были с ним полностью согласны), для того, чтобы оградить монахов от вторжения светских властей; Роберт очерчивал вокруг Сен-Дени пространство особой защиты, усиленной неприкосновенности. Правда, он воздержался от всякого упоминания о неподвластности аббатства епископу (которую подтвердил на чужой территории, в Фекане). Однако внутреннюю реформу Сен-Дени он доверил лучшим людям среди монахов, аббатам Клюни, сначала Майёлю, затем Одилону.

Почему Клюни, такое далекое? Тут следует снова отметить смещение политики Капетингов к Югу, из франкских земель в сторону Бургундии. Роберт был уже рядом со своим дядей, герцогом Генрихом, когда в 999 г. Паре-ле-Мониаль отдали Клюни. Но сложился союз с клюнийцами тогда, когда король завладел герцогством по-настоящему. В 1015 г. Одилон поддержал его действия против графа Санского; на следующий год Роберт гостил в Риме — и вот папа анафематствует тех, кто покусился на привилегии клюнийцев. Сообщничество очевидно. Оно еще укрепляется десять лет спустя. Дижонское аббатство Сен-Бенинь переходит под руку Капетинга; тот берет под свое особое покровительство Клюни; Гильельмо де Вольпиано, друга Одилона, зовут реформировать Сен-Жермен-де-Пре. В те месяцы, когда Адальберон шлифует свою сатирическую поэму, становится очевидно, что дряхлеющий, быстрым шагом приближающийся к могиле король Франции поддался соблазну реформированного монашества. Он превратился в кроткого агнца, которого монах Хельгот из Флери прославит как святого, святого монаха, испускающего дух под грубошерстной рясой и тратящего свои последние мгновения на пение Псалмов. Расслабленный святоша, полностью утративший ту необузданность, которую сообщала ему молодая часть его души, — но заодно и свои возможности. Когда Адальберон прибегает к трифункциональной схеме, он делает это против «короля Одилона», узурпатора, против нового царствования, новых структур, в которых аббат отбирает у епископов их правящую роль. Воздадим еще раз должное прозорливости старого прелата. Он ясно видел, что ради завершения реформы в Церкви (идущей полным ходом и затрагивающей не только церковные установления, но все общество) Рим и Клюни, папа и независимые монастыри на тот момент объединились против королевской власти и епископов.