Читать «В тени баньяна» онлайн - страница 183

– Я слишком поздно поняла, – продолжала мама спокойным, ровным тоном, каким всегда говорил со мной папа, – что война и Революция – старое пламя, вспыхнувшее вновь, пламя недовольства, которое копилось десятилетиями, а может, столетиями. Иначе я бы сказала тем, кто разжег это пламя, – будь то боги или люди, – что им незачем испытывать твоего отца. Ради нас он, не раздумывая, прыгнул бы в огонь тысяч революций. И… и за это, за свою самоотверженность он заслуживал лучшего мира, чем наш. – Она заколебалась, но потом все-таки произнесла: – Мы никогда не узнаем, Рами, какими были его последние мгновения, о чем он думал, как погиб…

Мамин голос сорвался. Прошло несколько секунд, прежде чем она, совладав с собой, снова заговорила:

– Я знаю одно: твой отец твердо верил, что даже если его не будет рядом, ты переживешь этот кошмар, потому что, какой бы страшной и жестокой ни была жизнь, за нее стоит бороться. Жизнь – дар, который он оставил тебе, своей дочери. Он хотел, чтобы ты приняла этот дар, чтобы ты жила. Ты – продолжение своего отца. Вот о чем была его история.

Истории, поняла я, переплетая, словно нити, оставшиеся в памяти слова, способны вернуть нам самих себя, нашу потерянную невинность, и мы осознаем то, что раньше лишь смутно ощущали: в мире, где все может исчезнуть без следа, вечна только любовь. Любовь в радости, любовь в горе, любовь в том, что папа, предчувствуя собственную смерть, оставил мне часть себя – свою душу, свою доброту, которые озарили мой мир и помогли мне пройти сквозь тьму. Папа запечатлел себя в памяти неба, вырезал себя на поверхности луны, чтобы я всегда знала, где он.

Я по-прежнему молчала, не зная, как объяснить все это маме.

– Знаешь, – горько усмехнулась она, – историю про кролика и луну мне рассказал отец, когда я однажды пришла к нему в монастырь. Наверное, ее знает любой ребенок. Ее часто рассказывают в храмах. Но я только сейчас поняла смысл. В маленьком, неприметном кролике скрывалась благородная душа, готовая пожертвовать собой ради других. Как твой папа, разорвавший все связи с семьей, чтобы спасти нас.

Я – единственный Сисоват… Я видела в папиных словах и поступках, в его покорности лишь желание отрешиться от всего. На самом деле он думал о перерождении: если выживу я, его жизнь продолжится во мне.

– Мы будем жить, Рами. – Мама будто прочла мои мысли и облекла их в слова, те самые слова, которые я никак не могла произнести. – Непременно. А папа будет жить в тебе. Ты – он. И ты непременно заговоришь снова.

Я всхлипнула. И пусть это был всего лишь звук, но так звучал голос моей неизбывной печали. Мой плач по папе.

Мама прижала меня к себе, и мы лежали так, пока она не уснула. Затем, вытащив из узла с одеждой папину записную книжку и положив ее в карман рубашки, я нашла открытое, освещенное место. Вдалеке, словно ожившая дорога, мерцала река. Чернильная поверхность воды была усеяна огоньками. Светлячки, догадалась я. Где-то всегда есть свет, и он тем ярче, чем гуще тьма вокруг.