Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 80

То есть быстро. Надо было собраться с силами и подняться с места. Мой желудок расплавленным оловом прожигал съеденный кусочек хлеба и ложка супа. Я не знал, что пища в мизерных количествах может быть такой тяжелой. Аптечные дозы еды приковали меня к скамье, как годы старичка пенсионера в скверике, где он сидел, некрасиво выгнув ноги. Казалось, что, если я встану, моя голова закачается, скатится с опущенных плеч, как бильярдный шар к ногам немцев. Профессора ударили, потом поддержали, а меня и поддерживать не станут: кто я такой! А профессор есть профессор. Недаром же его после перерыва потащили на трибуну, где стоял офицер с витыми серебряными погонами и в больших очках. Колька пытался было позлорадствовать:

— Сейчас они пропишут лекарство пану профессору, если он не врач и сам себе прописать не умеет!

Колька имел в виду наш разговор. Но никто ничего не «прописал» профессору. Немецкий офицер снял перчатку и на виду у всех пожал пану профессору руку. Он что-то спрашивал у нашего профессора, а тот задирал голову, чтобы увидеть лицо высокого собеседника, и детским движением руки в варежке поднимал шапку-ушанку, чтобы она не опускалась на глаза и не мешала ему видеть. Я подумал о том, как стандартны наши представления о людях: у профессора в наших представлениях и рост и вид должны быть «профессорскими». Вот Дворянинова, несмотря на то что звания у него не было, все сразу принимали за профессора, а этого человечка в детском пальтишке, варежках и шарфике — нет. Но немцы обращались с ним предупредительно. Офицер, который здесь, на стадионе, был самым старшим, долго разговаривал с ним и показывал рукою на нас — может быть, назначал нашим старшим? Но зачем профессору возглавлять грузчиков? Мне было обидно, что я ничего не успел достичь до войны. Теперь это были не детские мечты, а необходимость: профессор был вызван на трибуну!

Пошли слухи, что он, этот профессор, давно, еще до войны, «снюхался» с немцами и чуть ли не был их шпионом. Он передавал им какие-то ценные сведения по медицинским вопросам. Странно, почему тогда его гоняли, как всех нас, разгружать телеги? На это те, кто рассказывал о профессоре, сообщили шепотом, что «этот шпион» было раскаялся и не хотел сотрудничать с немцами, когда увидел воочию, как они обращаются с населением, и, только когда его самого погнали на работы, открылся. История была путаная, непонятная, но в этом зыбком мире, в котором мы оказались, может быть, и реальная. Стала же наша «немка» из школы переводчицей в комендатуре! Никто из нас и подумать не мог, что она способна на такое. Но та по рождению была фольксдойчихой и не скрывала этого, а почему выдвинулся этот, которого называли профессором? Во всяком случае, он больше не пришел грузить телеги. Выдвинулся. Позднее мы узнали, какой ценой.

Зато Колька выдвигался прямо на наших глазах. Беспалый поручил ему командовать маленькой группкой, в которую вошел и я. Видимо, пригляделся, как Колька ловко ворочает оглобли, как важно вытирает пот со лба, как покрикивает на других, и назначил его старшим. А я снова переживал: ни умом, ни силой мне не выдвинуться. А значит, не выжить, не уцелеть. Что мог я, на что был способен?