Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 422

Стоп!.. Это нельзя. Сейчас же узнают!.. Придут!.. Приедут!.. Уже — жужжат вдалеке машины!.. «Черный ворон, я не твой!..» В детстве, помню, вырезал его портреты и заливал стеарином или воском от свечи. И получался домашний барельеф с его усами, воротником, прической. А потом он нас бросил. Миллион восемьдесят народу. Но говорить об этом нельзя. Про отца — нельзя. Про евреев… Но это, кажется, не у него, а у немцев!.. Но если он мог немцев, татар, чеченцев, ингушей и других, то почему другими не быть евреям?.. Странная мысль. Немцы уничтожают юдэ, а наши… Наши тоже могут… У них концлагерь, у нас концлагерь. Или наоборот: у нас концлагерь, у них; у них юдэ, у нас! Страшная мысль: чтобы те, которые делали революцию, от революции же и… А Дантоны и Робеспьеры?.. Революция! Наша не такая! Наша особенная! Отец плакал, когда передавали сталинскую конституцию! И плачет!.. И я буду плакать, если заберут!.. Уже!.. Едут…

Но это только показалось, что шумят машины, как только я разлепил глаза, увидел не машины, а стенку… Железную… Неужели я в клетке!.. Так сразу?.. Это не стена, а печка… Пахнет бензином. Значит, Генрих дал бензинчику на растопку? Какой Генрих? Их давно уже нет!.. Есть наши!.. Это…

Танк. Значит, дождался! Едва не проморгал. Задремал. Не то в довоенном дворе, не то в натопленной комнате Кригерши, не то у отца на севере. Был бы он здесь, со мной, мы бы вместе стояли!.. Но об этом теперь и не думай, с тех пор, как кончилась оккупация, я снова сын врага народа!.. Нет худа без добра и добра без… И нужно не думать, а подойти к танку и передать приказание. Передать…

Не так-то просто! Задубел — и ни с места! А громадина не может подъехать поближе? Тут всего-то и дела, сказать: налево. Не направо им двигаться, а налево!.. Я всегда должен был делать выбор… Любка или тетя Валя, Телегин или Глазунов… Хоть бы рукой показать. Но я не могу пошевелить ни руками, ни ногами…

На стадионе, когда немцы заставляли двигать телеги, все-таки получалось. Наверное, потому что не один. Колька, Шевро, ребята. Рихтер, которого… Со мной будет то же, если я сейчас же не двину рукою!.. Если напрячься… Чуть-чуть двинуть рукою… Чуть-чуть не получается!.. Нужно, чтобы все проснулось!.. Война, она требует… А мы еще жалуемся, что много убитых!..

Рука двинулась… Скрипит как деревянная… Не могу!.. Написать бы записку: «Прощай, Родина, погибаю, но не сдаюсь!..» На чем писать? Чем писать? Кому писать? Прочитают, скажут: «Все понятно, находился на временно… Чего от него ждать!» Кажется, рука движется с неимоверным грохотом, но совсем чуть-чуть… Влево… Поняли? Никто не выходит, не спрашивает меня. Но я же показал!.. Туда!.. Даже удалось махнуть кистью: мол, рвите влево!.. Поняли? Да! Двинулись в указанном мной… Я — молодец! Однако что такого? Трунов и не такое делал, и то сам возмущался, когда вокруг этого поднимали крик!.. Но там, у него: раз-раз и в дамках, а тут что? Выполнил приказ и теперь будешь плакать от умиления? И пока ты плачешь, машина уплывает из-под носа!.. Правильно, он получил, что надо, и выполняет, а ты думай о себе сам!.. Мало тебя учили на временно оккупированной!.. Но то — иное, а здесь!.. Везде люди. Везде война. Нужно спасать шкуру!.. Нехорошо звучит, некрасиво, но факт!.. Надо спасаться, а ноги тяжелые, как у командора…