Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 290
Владимир Наумович Тихвинский
На тормозной площадке нашего вагона ехал немец-часовой, но драться-то зачем?
А просто потому, что Колька сам боится. И Шевро боится. Я слышу страх в его визге. Но еще и дерется. Не хотелось попадаться на глаза, когда за одно слово стукают по голове, хотя если вдуматься…
Вдумываться некогда, береги голову! И я покрепче упираюсь в стенку. Не заметил, как выбрался из своего закутка наверх: значит, могу! А что страшно, так кто не боится? Блоха? Скачет себе, хотя в любую минуту могут к ногтю, а она прыгает, потому что дура!.. Я понял: нужно стоять на месте, чтобы не оттащили от окна, не поволокли в обратную сторону. Кольке помочь, если что…
Он сует молоток — подержать. А сам огромными лапищами отдирает от стенки решетку. Я стою и жду: мое дело подать молоток, когда понадобится.
Я слушал, как стонут болты, вырываемые из досок, и думал только о том, чтобы не пропустить момент, когда все начнут вылезать из вагона: многое я уже пропустил в своей жизни!
Слушать, слушать до боли в ушах: не отвалилась ли решетка? И не попробовать ли выйти первым? Я поменьше Кольки, пролезу легче. Но как сказать: Шевро не дает рта разинуть. Бьет без предупреждения. Подставишься, нечего будет совать в окошко!..
Я открываю рот и тут же получаю затрещину:
— Это ты, подсобник?..
Я держусь за макушку и отвечаю:
— Я? Ты — подсобник!..
Пусть ударит, но я скажу ему:
— Пособник!..
Говорю и получаю… Удар… Мощный… Во рту горечь, в ушах звон. Это Колька удостоил по дружбе. Толкаемся, деремся, пихаемся — зоопарк! А услышат!.. Всем будет!.. Я уже представляю: часовой на тормозной площадке вставляет ствол автомата в окошко и поливает нас всех подряд. Каким образом он дотянется до окна со своей площадки, думать некогда, нужно пролезть вперед. Я меньше всех, выскочу еще до того, как Колька окончательно оторвет решетку. Но что подумает Шевро? Что я хочу опередить его. А, «нехай думает, шо хочет!» — говорю я себе Колькиными словами. Не пускают, оттискивают, не понимают!
А ты понимал Шевро? Что ты думал о нем? Так почему ты вправе думать о других плохо, а они о тебе — нет! Потому что ты мальчик-паинька! Киндер! Отличничек!..
Теперь нужно было вырваться, прорваться. Если не сможешь — проскользнуть. И я стал тихонечко обходить Кольку. Молча. Оттискивая тех, кто стоял на моем пути. Раньше ни за что бы не решился на такое нахальство. Когда таким, как я, интеллигентам «слабо» что-нибудь сделать, мы жалуемся на отсутствие наглости.
Но тут все расступались так же молча, как я пер. Пропускали и застывали в темноте. Все были «напоготови». (То есть наготове, если говорить по-русски. Украинское слово как-то совершеннее в определении ситуации, когда все не просто готовы, а «напоготови»!) И это ребята, которые еще днем падали на нары от анекдотов Шевро: «А той цыган как скажет: чтоб по большому, так пожалуйста, а по маленькому, так извини: стреляю!.. С автомата!..»
Откуда в старом анекдоте брался автомат, неизвестно. А сейчас реальный автомат рядом, за стенкой.
Я тонул среди потока тел, ноги плыли как на воде. Всплывали. Вот-вот «течение» подхватит и понесет! В сторону. От окна, от Кольки. Потная спина отдалялась, я чувствовал это по тому, что пахло не так едко, не так остро…