Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 254

В военкомате меня встретили без особого энтузиазма. Военврач — толстая и длинноносая тетка — требовала, чтобы я раздевался!.. Опять раздеваться!.. А что раздеваться: молодой парень призывного возраста, какие тут могут быть сомнения!.. Но у тетки они были!

— Сегце! — сказала она, бегло послушав меня с помощью игрушечного стетоскопа.

Мне захотелось ее передразнить, хотя она картавила не потому — а то ли армянка, то ли гречанка… Я и сам не заметил, как появилось у меня желание передразнить… У меня, который!.. Слишком долго находился… Слышал… Боялся… Бациллы у всех где-то в аппендиксе!.. Даже у меня!.. И никакая прививка не гарантировала от заразы… Бежать, бежать подальше отсюда!..

На мои жалобы военком разводил руками:

— Не совсем здоровый!.. Вернее, совсем не здоровый!..

Странно, я видел, сколько полегло под нашим городом — и, кажется, нужно тут же набрать других! Нет, нельзя! Из-за какой-то чепухи: юношеский порок сердца!.. Пожила бы эта врачиха как я — среди всего этого ужаса, когда каждый третий болен. Калека! Урод!.. А я с руками и ногами! Откормлюсь, отдышусь — и порядок!..

Нет!

Странные люди, где-то там, в лагерях, люди кричат: «Да здравствует товарищ Сталин!» И могли бы кричать это на фронте!

Нет!..

Есть такие люди: и сам не гам, и другим не дам!.. Моя мать, например. Предложите ей руку помощи — нахмурится и постарается отказаться! Украинское упорство. И вся страна такая!.. И вождь тоже… Бей своих… Я не виноват, что уродился таким, что мои услуги, мой отец не нужны!.. Я точка, точка!..

И я решил: пора попробовать поменять планиду! Иначе так будет всегда. Сейчас меня не возьмут в армию из-за сердца, а потом сами же будут шпынять: не воевал, находился на временно оккупированной… Ну и отца припомнят тоже!..

Я швырнул тяжелой чернильницей в военкома… Схватил и в порыве гнева ка-ак!..

Не попал!.. И знал, что не попаду… Так и метил… Обрадовался, когда увидел, как расползается грязное пятно по масляной панели: ее смыть будет не сложно! Сам себя поймал на мысли, что бросал, чтобы не попасть! Так зачем бросал?.. Чтобы он испугался и сказал: «Ну, если ты такой — иди!..»? И взял бы меня в армию? Но военком, человек пожилой и видавший виды, даже не возмутился, а рявкнул:

— Иди отсюда, погань…

Хотел, видимо, добавить «немецкая», но удержался. А другие не будут сдерживаться. Для всех этим и буду — поганью немецкой! А в чем я виноват? В том, что отца у меня нет и некому было заступиться, а мама морочила голову с казенными деньгами и бумагами и тетя с бабушкой не могли влезть в вагон?

Что бы я ни говорил, а придираться будут. И чем хуже дела на фронте, тем больше злобы у тех, кто воевал, а мы в это время!.. А между тем люди говорили, что город в угрожаемом положении… Немцы откуда-то зашли, что-то перерезали!.. Трудно было все это себе представить. Как на шахматной доске, если сам ты — пешка. Где-то наверху, тем, кто переставляет фигуры, виднее. Но это — фигуры!.. А то — пешки! Я знал о пешках, которые проходят через всю доску и превращаются в королей!.. Об этом мечталось когда-то — и казалось: все пути открыты!.. А теперь я просто пешка. Да к тому же еще и черная!.. Чернявая… Черная… Запачканная. Замазанная…