Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 177

А Глазунов вдруг повернулся и сказал:

— Нужно будет, и это скажу. У вас спрашивать не стану!

Все замолчали, а Шишов покачал головой:

— И на спине у него уши!

Полетаев, тот самый, которого я видел в первую ночь замотанным в тряпье, сказал Шишову:

— А что ему делать, если ты совсем демобилизовался? С него же спрашивают, а не с тебя, он и лютует!

Полетаев не был еще приспособлен к физическому труду. Кожа на лице от ожогов сошла, но, как говорил Шишов, «с мясом». Высокий, худой, он торчал среди нас словно жердь. Как-то я спросил, что с ним произошло. Полетаев ответил, что служил в учреждении сторожем, был оставлен при эвакуации жечь бумаги и обгорел во время пожара.

— Так тебе и поверили! — шипел Трунов. Он кричал во сне, что не хулиган, а замашки у него были самые хулиганские. Рядом с ним Полетаев, Шишов и четвертый член команды, Двойнин, были сущими ангелами. Гришка Трунов кричал на Двойнина: «Эх ты, солдат, обмотки распустил как сопли!..» Действительно, у Двойнина из гражданских старых штиблет высовывались красноармейские обмотки. «Ничего, — отвечал Двойнин — зато теплее, что ни говори!» — И мотал бесконечную ленту вокруг ноги, как футболист.

Похож он был на дворника, все возился с метлой, хотя никто его не заставлял. Мусор аккуратно сгребал на задворки и сжигал, добывая огонь с помощью кресала. Прежде чем сжигать мусор, выискивал в нем все, чем можно было поживиться. Руки у Двойнина были умелые. Когда я привел в больницу дядю Гришу, чтобы он починил старенькое медицинское оборудование, Двойнин сразу перенял у него умение мастерить зажигалки и забросил свое кресало. Он целый день точил что-то в сарае, и дядя Гриша про него сказал: «Рабочий чилавэк!» — что было высшей похвалой. Вообще дядя Гриша приходил помогать нам, когда был свободен. К сожалению, свободен он был не часто.

— Сэмя́, панымаешь, садержат нада! — говорил он Двойнину, и тот понимающе кивал головой. А мой сосед вдруг прикладывал короткопалую руку к груди и охал:

— Извыны, что я тэбэ напомныл про сэмя! Извыни! Пажалуста!

Из всех больных резко выделялся один Трунов. Он ходил по двору, маялся, присматривался ко всему, точно хотел сбежать. Откроет какую-нибудь дверь и долго изучает: куда ведет, куда выходит? А если заметит кто-нибудь его за этим занятием, сейчас же делает вид, что хочет эти двери починить. За Двойниным наблюдал. И за дядей Гришей тоже. Быстро смекнул про зажигалки, только не стал их делать, а принялся выменивать, и вскоре у него была самая удобная и безотказная. Сидел Трунов во дворе, покуривал и чиркал зажигалкой, будто собирался поджечь «заведение» — так он называл нашу больницу. Очень злился, что попал в такую «дыру», и плевал на всех, даже на Глазунова. Тот Гришку побаивался, а Рапперт обходил — Трунов вел себя вызывающе и все время Попадался шефу на пути. Дина однажды повертела пальцем у своего виска и показала на Трунова. Рапперт закачал головой: «Ах, зо!» Гришка и сам говорил, что он контуженый.

— Где, при каких обстоятельствах — не скажу. Может, еще дома, в Белоруссии? Теперь милиции не имеется, так что концы в воду! А война при чем? Все на войну спихивают, а есть и мирные опасные профессии. Я такие люблю, чтоб риск, раз-раз и в дамках! Иначе жить скукота. Так что, считай, не красноармеец я, а контуженый! Загадка такая. Было у шофера три брата, а у тех — только по два. Как это может быть? Не знаешь? Так я скажу: шофер — сестра! Понял?