Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 157

Владимир Наумович Тихвинский

— Что вы! Какая борьба? С кем?

— Игорь! Я вас не узнаю. Вы губите парня, куда-то зовете, а ему нужно сидеть тихо, не высовываться. Сами говорили! — мама умоляла, заклинала.

Уже высунулся. Вот еще четыре доноса, — говорил Телегин, и все холодело во мне.

— Господи, за что же это? — мать протягивала руки к Игорю как к богу.

— Ага, вспомнили господа! А доносчик неверующий — он бога не боится…

— В конце концов добьют! — сокрушалась мама и ломала руки.

— А господь? Я-то его не отменял, а дело в моих руках. Раз — и нет доноса! — он рвал бумажки у нас на глазах.

— Вы это сделали! Чем мы вам обязаны, Игорь? — мать противно суетилась. А Телегин смотрел на нее с лукавинкой и возражал:

— Скажите, есть у вас два-три друга, которые просто так, бескорыстно, что-то вам сделали? Есть?

— Есть больше. Но вот же: друзья написали донос! А потом еще четыре. Время такое… — мать махнула рукой.

— Значит, говорите, неподходящее время? Верно, неподходящее! И все-таки вот они — бумажки! Значит, человек и в самое неподходящее время позволяет себе! А это и есть господь! Только что я рассуждаю? Некогда. Нужно идти, творить божьи дела! — Телегин поднялся со стула.

— Выпили бы чего на прощанье, Игорь? — спросила мать и полезла за бутылкой с остатками шнапса. — Не откажетесь?

— Эх, грехи наши тяжкие! Не могу отказаться. Так мерзко на душе после всего этого! — он показал на обрывки доноса. — Один мой добрый знакомый снискал всеобщую ненависть тем, что делал добрые дела: и зверь-то он, и изверг, и антихрист! А человек просто знал, что иначе будет еще хуже, и отдавал такие приказания, что у людей волосы дыбом вставали. А еще врач! Я-то в курсе дела, ну и кто про него ничего не знает, что может подумать? То-то! А вы говорите: не пить!

— Мы ничего такого не говорили! Упаси бог!

— Не клянитесь всуе! Не говорили, так думали. Какая разница. А я пью. В такой мрази копаться, как… — он не договорил и вылил в себя водку.

— …божьи человеки… — подсказал я.

— Ага, справился. Выступаешь? Да, выступаешь? — Телегин весело наскакивал на меня, будто мы с ним играли. — Ничего. При мне можно. Ты только соображай, при ком можно, а при ком нет!

— Он не будет! Он вообще теперь никогда больше… ничего! Ни при ком нельзя, запомни, Владислав!

— Ну полноте, Лидия Степановна, эдак человека совсем загубите! Пойдем, Владик, поговорим о странностях любви! — он махнул рукой, чтобы я проводил его.

Он шел молча, не теоретизировал, только чему-то улыбался. И я вспомнил, как он обнимал мамины полные колени, когда она стояла на подоконнике. Почему-то «это» всегда связано у меня с отвратительными вещами? Тетя Валя и тот гнусный тип, который над нею издевался. Я чувствовал себя так, что меня стошнило. А она даже и не знала об этом и удивилась, когда я пришел ее провожать… И кивнула мне на прощанье как ребенку! А я уже не ребенок. Должен понять: что хочет Телегин, Кто он такой? Раньше все было ясно: этот положительный, а тот отрицательный. А теперь, кто какой, не поймешь. Все в крапинку, полосатенькие. Вот идет впереди меня по коридору пошатывающийся человек: шнапс дает себя знать. Только что толковал о боге, в прошлый раз — о крови. И его можно понять: он пострадавший. И еще спасает меня! От любви к маме? Но сегодня он на нее, кажется, и не посмотрел. Останавливается, прислушивается, спрашивает: