Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 156

Владимир Наумович Тихвинский

Когда думал я о том, кто предал, написал донос, приснился мне снова сон про ракушку. Не в ту, первую, ночь, а через две или три… Мы с матерью все думали и думали: кто?.. Спал я в те ночи тревожно… И снова возникал перед моими глазами пустынный берег, песок, раскаленный на солнце… Чьи-то загорелые ноги наступают на ракушку… А мне так хочется раскрыть ракушку, разодрать ее пальцами… Как тогда, когда я посмотрел на тетю Зину… Это ее ноги раздавили ракушку… И раскрылась она, как челюсть с выщербленными зубами… Но так удобнее раскрыть ракушку, заглянуть внутрь… Обычно ракушка закрывалась по мере того, как открывались мои глаза — просыпался.. А здесь — ноги… Загорелые, стройные, притягательные… И опасные: раздавили ракушку, раздавили!.. А там, внутри, что-то мягкое, белесое… Выцветшее без света… Столько дней, столько лет!.. Комок слизи, вцепившийся в панцирь ракушки нот и всё!..

Я просыпался со стыдным чувством и оглядывался как вор: нужно было искать виновника наших, моих несчастий, а я вижу бессовестные сны!.. Однако сны оказались пророческими. Вспоминая тетю Зину, тетю Валю, Любку, Кригершу, Колькину «лебедь», я остановился на последней — у нее был резон желать, чтобы я исчез с ее горизонта!.. Я мешал ей!.. Так и решили.

— Вот это тебя и погубило! — сказал Телегин, когда он появился у нас в следующий раз. Мама всплеснула руками, а он продолжал:

— Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться. Смотрите, Лидия Степановна, написано черным по белому: «…большевики были против нормальной семьи, и сыночек не лучше, за отца!»

— Что вы, Игорь, про отца я же вам объяснила в прошлый раз!

— Правда для доносчика не имеет значения. Ему лишь бы избавиться от врага. В данном случае от Владика. А он помешал строить «настоящую семью».

— Во флигеле? С мещанскими расписными лебедями?! — скривился я.

— Это уж кто как любит. Тут ты неправ, молодой человек. — Телегин хитро посмотрел на меня, и я заметил, что улыбка у него обаятельная, хотя говорил он зачастую такое, с чем я никак не мог согласиться. Едва я привыкал к его «теориям», как он сам тут же опровергал их и говорил: «Все теории — мерзость!» Так ли он думал, как говорил? В этот раз он не был пьян, подобран, выбрит. И не разглагольствовал. — Итак, «вооруженный до зубов отец» и все прочее лишь для того, чтобы наверняка добить того, на кого написал донос…

— На Владика… — растерянно сказала мама, — из-за такой чепухи!

— Вот именно. Пострадал из-за любви!..

— Что тут смешного: какая разница, за что человека будут вешать? — горевала мать.

— Ну уж так прямо и вешать! Мы еще поборемся! — смеялся Телегин. — Поборемся, а, Владислав?

«Поборемся»! Раньше, до войны, все представлялось ясно и четко. В книгах. Кто надо «выходил» на кого надо. Одни возглавляли, другие выполняли. Но кому я должен подчиняться: Телегину? Служить у немцев. Не бояться показываться на таких людских сборищах, как юбилей Шевченко. Потому что уверен: наши не вернутся. Теории у него враждебные. И вместе с тем он мне симпатичен. И, кажется, искренне желает помочь. Мне бы только вылезти из этой ситуации, а лезть в другую я уже не стану.