Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 141

Кем должен был себя чувствовать пятилетний отпрыск, если на его первый юбилей был приглашен симфонический оркестр! Ну, не в полном составе, а все-таки человек пятнадцать!.. Разумеется, князем Серебряным или графом Бобринским. Потом мы жили в маленьком городке, почти что поселке, где поселились в настоящем графском имении и где отца именовали «графом», а сына, соответственно, тоже. Папа работал «по культуре», оркестр и прочее было в его возможностях. Разумеется, музыканты явились отметить мою круглую дату по своей доброй воле, были накормлены и напоены. Оркестр был в моей жизни всего один раз, но запомнился навсегда. И какие бы посты ни занимал отец, какие бы квартиры и машины нам ни предоставляли или прикрепляли, я чувствовал себя маленьким графом или князем. Словом, человеком, принадлежащим к высшему сословию. Пусть не самому высшему, но все же!.. Ощущение это было столь велико и прочно, что, оказавшись в комнатухе с верхним светом, я воспринимал «фонарь» в потолке всего лишь как эркер, повернутый вверх.

…Кому она была нужна? Дяде Грише, который раньше жил в подвале? Мог он написать донос? Он всегда был человеком добрым, однако приходил «пэрэпрэдыть» относительно бабушки и тети! Но не выдал же, не выдал! Снова придет «насчет кывартыр»? Но он уже взял себе «хату», лучше нашей, но довольно скромную. Знал, что высовываться нельзя, и даже напевал популярную арию «Сэгодня ти, а завтра я…», смысл которой, видимо, понимал. Он не знал автора произведения и из какой это оперы, а я знал это, но не знал жизни… Не верил, что дядя Гриша мог написать донос. Да он и писать-то не умел!..

Вообще во дворе у нас было сравнительно спокойно, а наружу мать меня не выпускала, хотя я иногда вырывался на свой страх…

И все равно написали! Среди «подозрительных» числился и сосед Федька Калека, хромой на одну ногу, он мог быть просто обозленным человеком, но в оккупации быстро нашел способ зарабатывать на хлеб и даже водку, а что еще такому человеку надо? За «штифель» немцы привозили и «брот», и «бутер», и «шнапс». Он напивался, бил жену, но за границы своей комнаты не вылезал. Клава, которой продукты доставляли на дом (в основном, остальное она прикупала на базаре, поскольку магазинов никаких не было), тоже сидела дома. В их семье оккупация сыграла неожиданно положительную роль. До войны она жила с калекой из жалости. Когда-то он был частником, хорошо зарабатывал, но перед войной кустарей вывели, заменили фабриками, кому он был нужен, этот колченогий! Теперь он опять хорошо зарабатывал и «боговал как хотел», но Колькиному выражению. Мы же с мамой, наоборот, жили как разорившиеся «графья». О прошлом я мог только вспоминать, и то лишь во сие, где все кажется прекрасным…

Берег… Даже не сам конкретно, как на фото, а нечто жаркое, застывшее от зноя… Сон всякий раз рассеивался в момент просыпания, и я никак не мог разглядеть ракушку, которая интриговала меня: что там, внутри?.. Я видел ее каждый раз, как появлялся весь этот «береговой» сон… Пришел он и в этот вечер. У Ани Кригер играли на губной гармошке. Генрих, конечно. Музыка мирная, мелодичная, тихая. Когда он один, не гремят сапоги, но ревет патефон с пластинкой «Если завтра война», ощущение такое, будто войны и нет. Но она есть и кто-то написал донос! Аня вожжается с немцами — чем не «кандидат»… Но зачем ей доносить? Еда у нее имеется, и больше, чем своим полунемецким происхождением, заработать не может. Въехала в пустующую полковничью квартиру.