Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 139

Владимир Наумович Тихвинский

Я кутаюсь в рваное одеяло, если рука или нога коснется железной спинки — ожог. Ледяной ожог! Сворачиваюсь калачиком, поджимаю колени к самому подбородку, дышу на них. Самое теплое в комнате — собственное дыхание. Как голодный замерзающий организм вырабатывает тепло — тайна сия велика есть! По ночам помогают сны и воспоминания. Все они сладкие? Да нет. Но все, что «тогда», — освещено солнцем, что теперь, — мраком. Самые солнечные дни оккупации вспоминаются как холодные.

У меня много снов, но все чаще и чаще приходит один. Морской берег, раскаленный песок, сухая трава клочьями, ракушки, разбросанные по суше… Все замерло в тепле, в ожидании, в дремоте… В детстве родители возили каждый год к морю — Азовскому или Черному. Кроме куриной грудной клетки я обладал еще слабой носоглоткой. Всех детей «нашего круга» родители старались на лето вывезти к морю, даже если нечего было лечить. В те поры популярным был лозунг: «Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья». Это потом стали думать, что не всегда и не всем. И даже вредно. Особенно при некоторых болезнях. Сколько абсолютно здоровых болванов встречал я на пути, особенно в оккупацию, — трусы, предатели, психически «порченые»! Сколько раз мы, усвоившие аксиомы, ошибались, принимая слабого за сильного! И наоборот.

Я не был слишком сильным, даже если не равняться на геркулесов, и потому при обсуждении кандидатур доносчиков, впадал в жестокую дрему. Хочется спать, и сделать с этим ничего нельзя, хотя на волоске жизнь… И снова берег… Морские волны… Волны песка… На них ложится волнистая тень…

Это появилось после того, как меня настиг смерч у берега Азовского моря. По воде, «аки посуху», передвигался гигантский столб. Вращался, увлекая с собой мелкую морскую брызгу, сбитых птиц, — казалось, даже медуз с поверхности моря доставал!.. Это все мне так казалось, потому что перепугался. Плавал и вдруг увидал, что все бегают но берегу, кричат, машут руками. Мне или кому-то сзади?.. Оглянулся и, кроме столба наподобие сталактита и темного, сразу помутневшего неба, ничего не увидел… Я греб к берегу, подгребая воду под себя руками, тоненькими, неприспособленными! Мне вовсе не хотелось кричать: «Пусть сильнее грянет буря!» Пусть себе грянет, но только после того, как я вылезу на сушу… Напугала не столько сама опасность, сколько ожидание… Добрался до берега почти в тот самый момент, как столб вступил своей единственной ногой на берег. Я успел спрятаться за баркас. Ничего особенного не произошло. Небо вновь очистилось, солнце снова заулыбалось. Я лежал под баркасом, рядом — моллюск, спрятавшийся за створками… Как перенесло смерч это существо? Я был уверен, что в ракушке, подобно черепахе под панцирем, кто-то живет… Из щели между щитами выглядывала живая влажная плоть…

…Меня покачивало, как пьяненького Телегина. В такие моменты становилось ясно, что он только рассуждает уверенно, будто все знает, все понимает и все решает!.. На самом деле он был хилым не только внешне. «Несамостоятельный Игорь человек!» — сказала мать, когда он ушел. А я удивлялся, глядя на взрослого человека, похожего на пацана. И внешне, и внутренне. Пришел. Наговорил. «Завел» и ушел. А мы должны были думать — нас это все касалось самым непосредственным образом. Может быть, Игоря не касалась наша беда? Выдали нас, а не его! Кто? Поди разбери! Вспомнился соученик по классу Толик Соколов. Красивый, «интересный», как говорили все наши девчонки, он был на редкость здоровым человеком, спокойным, добрым. Тем не менее, выдал девчонку из нашего класса. И сделал это, как говорили люди, с мягкой мечтательной улыбкой. Встречая меня, он тоже улыбался. Выжидательно. Но не выдал, хотя, если послушать Телегина, все основания у Толика были. Он ничего не знал о моем отце, я в школе никого в эту историю не посвящал. А так, чем не конкуренты?.. Оба хорошо учились, я по одним предметам, он — по другим. И Дорка Пинцова, которая сидела со мной на одной парте, улыбалась ему. Или мне, если пересаживалась к нему. Конкуренция это, как понимает ее Телегин, или «детский лепет»? Люди грызутся за каждый кусок макухи, жмыха, не говоря уже о мясе, которое порой добывается из трупов лошадей. Нынешняя конкуренция сугубо материальная: еда, топливо, квартира. Зимой конина заморожена и приходится рубить топором… Нет, я не верю, что Толик меня бы «заложил».