Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 133

Владимир Наумович Тихвинский

Я не мог простить самому себе того, что отпустил их. Мама понимала, что все равно бабушку и тетю нельзя было спасти, она вдруг сказала, что пора делать в комнате генеральную уборку, мыть полы. Но можно ли делать уборку, если посреди комнаты все еще лежали их вещи? Мама хотела, чтобы я держался, взял себя в руки. Не горбился. А попробуй не горбиться, когда на твои плечи легло такое! Я считал, что взрослым легче: они знают, чем утешиться — наша беда, мол, такая же, как у всех. Действительно, почти каждый день к кому-нибудь приходили, уводили, забирали. Сначала каждый приход немцев и полицаев сопровождался воплями, криками, матери рвали на себе волосы. Потом стали молчаливо собирать вещи, деловито складывали мешочки, чтобы удобнее было нести, если отправляли в Германию или в заложники. Все знали, что те, кого взяли, — ни при чем. Понимали: завтра придет твой черед — пойдешь и ты. Моя тетя не была ни в чем виновата, это понимал даже дядя Гриша: «Я всо, панымаешь, панымаю, а немыци?» Все шли «ни за что». Сегодня взяли соседа, завтра родственника, послезавтра тебя самого. Но пока что взяли бабушку и тетю, и сидели мы с матерью в тот вечер молча, потому что нечего нам было друг другу сказать. Тут и раздался звук, будто собака скребется в дверь и просит впустить.

В комнату, по-утиному опустив плечи, вошел Телегин. Совсем как в тот вечер, когда я собирался на вечеринку, а он явился помогать матери раздавать деньги. Потом я мельком видел его на вокзале. Он толокся среди людей, и я не заметил, чтобы он рвался в вагон. На сцене театра, когда праздновали юбилей Кобзаря, он стоял серьезный, исполненный чувства собственного достоинства, а в фойе суетился с портфелем, из которого выглядывала бутылка с самогоном. И еще встречал я его на бирже и знал, что он вмешивается в мои дела.

Войдя в комнату, Телегин сразу занял место в углу, на краешке стула, как и раньше. Но раньше он был «несчастненький», а теперь? Мама как-то объяснила мне, что Игорь такой от воспитания. Но мою бабушку уничтожили, не посмотрели, что у нее тоже «воспитание»! Я сидел за столом, чувствуя себя человеком, который имеет право судить. Но мама встретила Телегина по-иному:

— Здравствуйте, Игорь! Присаживайтесь. Жаль, вот угостить вас нечем.

— Не беспокойтесь, ради бога! Я, как вы сами понимаете…

— Не нуждаетесь?

— В некотором роде. Вот даже кое-что вам принес… Помню, как вы, Лидия Степановна, мне помогали в трудную минуту.

— Ну что вы, кто сейчас это помнит!

— Я помню. Потому и пришел. А насчет продуктов не беспокойтесь. Тут кое-что имеется.

И он достал из того же портфеля, с которым когда-то явился к нам впервые, бутылку. Снова бутылку, как в театре. Он раскупорил ее желтым ногтем. Попросил стакан, но за стол не сел, а снова уселся у дверей, там и опрокинул водку в рот — не утерпел. Мама предупреждала меня, что, когда у Телегина случались серьезные неприятности, он крепко пил. Сейчас, судя по всему, тоже.