Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 108

Владимир Наумович Тихвинский

Ра-а-зом при-хо-дит сла-бость, вя-лость… Безраз-ли-чие… Тру руками лоб, глаза, скулы… Прикасаюсь к телу как к чужому… Презираю себя… Ее… Его… Мне жаль ее и себя… Распятого на смятой кровати…

А они как ни в чем не бывало обрывают тишину и начинают ходить по комнате. Она — босыми ногами. Он — пошарив ногами по полу, вдевает ноги в ботинки. Половицы скрипят, но скрипят размеренно, спокойно. Она шуршит платьем. Не так, как всегда, а тихо. Осторожно. Словно все еще не произошло, хотя я знаю, что произошло! Но я еще не все знаю про немцев! Не все.

Он, щелкнув пряжкой с «Готт мит унс!», застегнул ремень и прошелся по комнате. Остановился. Я представляю себе: против него этажерка, старая, темно-коричневая с точеными, как кегли, стойками. С кружевными салфетками на полках под книгами и статуэтками. С целлулоидной куклой, которая расставила розовые ножки. Рядом с куклой у них стоит фотография. В черной старинной рамке, с полуовальным верхом и выступами, вся фигурная, опирающаяся на проволочную подставку. Что могло в ней заинтересовать немца? Почему он остановился у этажерки и долго смотрит на фото? Затягивается сигаретой, пыхтит, мурлычет что-то про себя… Розовые… Ноги… Вали… Вспоминаю, что на фотографии… Молодой человек в сюртуке и полосатых брюках. Рядом — женщина в длинном платье с кружевной грудью, строгая и красивая. Она положила руку на фигурную тумбочку. Семья тети Вали: папа и мама, брат и она сама. Брат погиб на фронте. Может быть, немец расспрашивает о брате тети Вали? Он что-то бурчит. А она отвечает. Он берет в руки рамку с фотографией и швыряет на пол… Вспомнил! Отец тети Вали — маленький старомодный человечек с пейсами, которые лихо вздыбились над воротником сюртука. Пейсы! Я даже похолодел, вспомнив пейсы! Когда-то он, наверное, хвастался своей шикарной растительностью, а сейчас это…

— …Юдэ?.. Ферда́мт!.. Ферда́мт!.. Юдэ… хаар… Ах, зо?.. Ах, зо?..

И вдруг без всякого перехода командует:

— Вставать!

Он куда-то поведет тетю Валю? Нет, не поведет. Потому что следующая команда:

— Раздеваться!

Опять? Тетя Валя что-то хочет сказать, но неуверенно, тихо, будто боится, что я услышу их разговор. Я не понимаю, что там происходит. Слышу только, как рычит немец:

— Раздеваться!

И снова шуршит платьем тетя Валя.

— Рука поднять! Пожалуйста… — командует немец. Видимо, она не спорит, не сопротивляется. — Другая рука поднять… Пожалуйста. Аух но́га… Так, так поднять! Выше! Ню! Так стоять… Штеен! Руиг!.. Ду делать меня ляхен махен… Момент!.. Я тебе покажу, как смеяться над немецкий офицер…

Щелкнул зажигалкой. Сейчас закурит и некоторое время не будет говорить эти: «Стоять! Смирно! Ты делаешь меня смешным». Что он нашел смешного в том, что тетя Валя голая стоит перед ним на стуле?

В щели дверей начинает проникать противный запах. Пахнет горелым. Как если бы тетя Валя накручивала свои длинные черные волосы на раскаленные щипцы для завивки. Сильно пахнет подгоревшими волосами. Очень противно пахнет…