Читать «Сладкое холодное блюдо» онлайн - страница 57

Он засмеялся и покивал, соглашаясь.

– А вот в детском доме изостудия как раз была, что удивительно. Вел занятия старичок, причем, кажется, на общественных началах. Павел Андреевич его звали. Это был настоящий подвижник, как я теперь понимаю. Он не просто заботился о нас, одиноких детях, он еще прививал нам чувство прекрасного, развивал нас духовно. И на его занятиях мы уносились мыслями в другой мир – мир живописи, скульптуры, графики, прекрасных музейных коллекций. Конечно, видеть всё это мы могли только в виде репродукций, но для нас это было таким счастьем! Причем он не отказывал даже детям, напрочь лишенным художественных способностей. Такие тоже к нему ходили. Рисовать у них не особо получалось, зато они могли слушать его интересные рассказы и любоваться картинами. В художественных альбомах, разумеется. Или в виде настенных плакатов.

Соболев удивленно поднял брови:

– В твоем изложении это выглядит как прекрасная, добрая сказка. Прямо рай, а не детский дом. Я-то думал, что там плохо.

– Правильно думал, – кивнула я. – Там очень плохо.

– Разве? А как же тонко чувствующий психолог Лидия Васильевна, подвижник Павел Андреевич, лекции по искусству?

Я рассердилась:

– Зря ёрничаешь. Я тебе рассказываю то, что сама люблю вспоминать. Могу рассказать и другое. Как все дети люто ненавидели друг друга. Даже девчонки дрались до крови. О мальчишках и говорить нечего. Как воровали друг у друга буквально всё, до чего могли дотянуться. Как устраивали друг другу «тёмную», лупили до синяков. А кто жаловался воспитателям, тому вообще устраивали невозможную жизнь, отравляли каждую секунду существования.

– Тебя тоже лупили? Или это ты всех лупила?

– Ни то, ни другое. Я же попала туда абсолютно немой. Не могла огрызаться на их дразнилки, сама никого не дразнила, воспитателям не жаловалась. В их драках участия не принимала. Просто находила укромный уголок и сидела там тихонько до самого отбоя. Маму вспоминала, жизнь нашу, ваш дом. А когда ложилась спать, накрывалась одеялом с головой. И никак не реагировала на подначки и переругивания других девчонок. Меня перестали трогать очень скоро. Неинтересно третировать того, кто не отвечает и даже никак не реагирует. Это всё равно что дразнить стол или ругаться со стенкой. Меня снабдили ярлыком «чокнутая» и оставили в покое. Можно сказать – повезло.

– Да уж.

Он снова помрачнел. Вспомнил, наверное, почему я оказалась в таком ужасном месте. Вот-вот, вспоминай, не забывай!

– Павел Андреевич разглядел во мне определенный потенциал и стал уделять мне больше внимания, чем я заслуживала. Живопись мне удавалась не особенно, а вот с графикой я как-то сразу подружилась. И стала проводить в изостудии всё свободное время. Там не надо было разговаривать. Всё можно было выразить на холсте или картоне.

Он спохватился:

– Кстати! А как же обычная учеба?..

Я кивнула:

– Поняла. Да, я не говорила. Но это не очень мешало. На все вопросы учителей я отвечала письменно. Вот разве что стихи декламировать не могла, но мне это прощали. И оценки у меня были хорошие. Не потому что меня жалели, а потому что учеба особых трудностей мне не доставляла. О золотой медали речь, конечно, не шла, но троек не было, двоек – и подавно.